Они, значит, по одному из машины вылезли, и, вижу, один из них дверцу другой машины отпирает, той, что на пятачке стоит. В дорогу, похоже, собирается, а другие ему что-то говорят, руками даже размахивают. По виду, какие-то наставления дают. Только музыка так грохочет, что ничего не услышишь даже с близкого расстояния, разве что вплотную подойдешь. Но вплотную как подойдешь? По шее накостыляют, если не вообще замордуют.
И тут меня как осенило — если, думаю, музыка так грохочет, что на полшага ничего не слышно, так и выстрела никто не услышит. А я как раз в промежуточке между закрытыми киосками стою, запертыми и со ставнями навешенными. Я, значит, по этому промежуточку до самой бетонной ограды рынка дошел, и вдоль задней стенки киоска двинулся, между стенкой этой и оградой. Выглянул — пятачок стоянки с этими типами передо мной как на ладони, а меня никто не видит. Этот, который уезжать собрался, за ручку дверцы держится, но дверцу пока не открывает, последние слова выслушивает.
Я и снял его с одного выстрела. Полсекунды понадобилось, чтобы пистолет выхватить и на вскидку его положить. Можно было и двух других зараз прихлопнуть, но я этого по двум причинам не сделал. Во-первых, три выстрела подряд все-таки слишком слышны были бы, несмотря на всю эту ревущую музыку. Во-вторых, думаю, не хрена им всем трем мгновенную смерть принимать, слишком легко отделаются. Пусть походят денек-другой, через плечо в страхе оглядываясь — пришла за ними их смерть или нет. Я им такие адские муки устрою, что все муки Васильича и его семьи игрушками покажутся!
Так вот, этот гад за сердце схватился и падает. Его братаны, или кто они ему там, ещё расчухать не успели, что произошло, а я уже пистолет за пояс убираю. Никто ничего не слышал — я специально момент подловил, когда эта певица особенно сильно завизжала, под такой гром и грохот, что никто себя бы самого не расслышал.
Потом выбираться стал. Музыка потише стала, а тут и на стоянке эти гады заорали. Все, кто был на площади — туда. Мимо меня народ снует, и, думаю я, надо как-то поестественней из моей щели выбраться, чтобы потом не припомнили, что старикашка неизвестный тут как-то странно шастал. Ну, а зачем люди за киоски прячутся? Вот именно! Я штаны расстегнул, помочился как следует, вылезаю из своего укрытия, одной рукой штаны застегиваю, в другой бутылку пива держу. Кто-то глянул на меня мимоходом, да и отвернулся поскорее, с брезгливостью на лице.
Значит, все в порядке. Уловка моя сработала.
И я, пока все вокруг стоянки сгрудились, тихонько, никем не замеченный, убрался с площади и домой вернулся. По пути бутылку пива допил, и тут мне вправду спать захотелось. Еле доплелся, усталость разом навалилась страшная, ни мыслей никаких, ни чувств, полная пустота в башке, и одно желание: поскорее кости в горизонтальном положении бросить. Что я и сделал, в квартиру Васильича вернувшись.»
ГЛАВА ПЯТАЯ
— И копию квитка, пожалуйста, будьте добры, — сказал Андрей кассирше.
— Как вам будет угодно, — любезно ответила она. — Одну секунду, — она убрала квиток, который протягивала в окошко на подпись Андрею, сделала дубликат, и протянула ему оба квитка разом.
— Пожалуйста, распишитесь здесь и здесь.
Андрей взял ручку, стоявшую на стойке в элегантной круглой подставочке с эмблемой банка — подставочка была наглухо закреплена, а ручка привязана к ней леской, «на всякий пожарный», как говорится — и расписался в обоих квитках, что он, Андрей Хованцев, вносит на счет Терентьева Игоря Валентиновича две тысячи рублей… Скользнул по обоим экземплярам приходного ордера рассеянным взглядом…
— Что с вами? — встревожено спросила кассирша. — Что-то не так?
— Нет-нет, все замечательно, — Андрей постарался улыбнуться милой девушке. — Простите, я задумался о своем.
Она вручила Андрею копию, предварительно поставив на бумажку банковскую печать.
— Вот, пожалуйста!
Андрей поблагодарил её, убрал копию в бумажник и вышел из банка.
Теперь он знал, как бандиты узнавали о финансовых делах своих жертв. Узнавали немыслимо просто — и нагло.
Но его запоздалые знания были, наверно, уже ни к чему. Если все пройдет нормально, то сегодня возьмут одного (а может, и не одного) из членов банды, и раскрутится ниточка… И Федор, и Игорь такие люди, что оборваться ей не дадут. При первом же допросе они узнают…
Андрей поглядел на часы. Начало двенадцатого. Он все ещё думал о захвате курьера в будущем времени, а ведь оно уже произошло — или завершается.