Тварь Углов мельком смотрит на то, что я вынимаю из шкафа. Потом встряхивает головой и приглядывается ещё раз, повнимательнее. Моргает:
– Да ладно… Да не может… Не может же, да? Врёшь… Врёшь?
Я неопределённо пожимаю плечами и надеваю наушники цвета переливчатого опала. И заказываю песню, игнорируя его требование не уходить от ответа.
В самом деле, раз я плохо пишу, пусть он хотя бы поживёт с интригой.
========== Конфигурация девятнадцатая ==========
Сегодня я несу тьму.
При моём появлении в Шпиле свечи начинают трепетать и съёживаются почти до синих пушинок в своих основаниях.
– Ну ничего ж себе! – мой четвероногий читатель издалека принюхивается, – Не ранена?
Моё звериное тело покрыто кровью – пасть, шея, лапы и даже живот. Я встаю, принимая человеческий облик. От меня несёт солоноватостью моря и ржавчиной.
– Вроде в порядке… И куда на этот раз понесло?
– Логово Жрущих.
– Лавкрафт этих тварей не для твоих экскурсий придумал! Сама виновата, что умахалась… Ты слышишь вообще?
Я разжимаю ладонь. В ней – практически чистое серо-голубое пёрышко.
– Я лишь хотела… помочь.
В Логово Жрущих оседают те, кто разочаровался в мире, но не могут совершить самоубийство. Жизнь не радует их, и даже сны им не снятся. Вся их подсознательная активность проходит в своре потных глянцевидных, пожирающих друг друга тел. Нет причин объяснять название этих тварей.
– Этот человек сделал выбор.
– Я видела, как… это началось. И думала успеть.
Шажки. Переходят в бег. Голем преданно обнимает меня, тыкаясь безликой мордой в моё плечо. Мышцы согласно расслабляются, а щёки внезапно расчерчивают слёзы.
– Ах вот оно что… Да, я теперь точно вижу! – зверь подпрыгивает, и на его морде замирает торжественная ухмылка, – Твоя сестра – твоё сердце! Твои переживания и слабости. Твои тревоги. А ты, ты, Кали, Эклипс, Одиннадцать, как тебя? – холодный разум. Ты не можешь существовать в единстве. Вы не сливаетесь, иначе вы просто… кх!
Я хватаю его за горло. Кровь Жрущих на моих локтях уже превратилась в корку.
– Заткнись.
Он расслабляется. Слишком покорно. Я теряю бдительность.
Он умеет лгать. Вскакивает, и, вырвавшись из моей зоны досягаемости, кричит:
– Ты слаба! Чтобы стать сильнее, ты отделила от себя чувства!
– Я тебе покажу, какая я слабая, – извернувшись, я запускаю в него стул. Предмет разбивается о стеллаж безо всякого шума – такое часто бывает в мире сновидений.
– Слепила эту образину, чтобы она то ли держалась подальше, то ли ласкала и утешала тебя, – он ловко втискивает своё тело в малейшую щель, что не даёт мне его преследовать.
– Что ты понимаешь! – я вспыхиваю, пытаясь выкорчевать Тварь Углов из-под массивного горшка с монстерой. Хочу остановиться. Понимаю, что поддалась на провокацию – но не выходит.
– О, много чего! Да, определённо картинка проясняется… – он бросает жадный взгляд на стеллажи с эмбрионами и заливисто шипит, – Ты хочешь отделиться от мира, но не можешь. У тебя есть желания и мечты. Ты создана из плоти и крови – но у тебя всего одна жизнь. И ты предпочитаешь это, всё это, Шпиль и фантазию. Ты боишься…
– Заткнись! – моё тело пронзает молнией трансформации, и я тяжело опускаюсь на четыре лапы.
– Ты боишься накосячить! Боишься превратиться в покорную судьбе безвольную самку! Не хочешь, чтобы над тобой властвовали, чтобы командовали.
Ума не приложу, как он умудряется болтать – мои челюсти лязгают прямо у его носа.
Загнанный в тупик, он лихорадочно протискивается между стопками книг и кладбищем мольбертов. Но протискивается. Я иду в обход. Злая. Я готова порвать его в клочья.
– А все твои проекты… Они живут, питаясь тобой, но это симбиоз. Ты проживаешь их жизни, поскольку не хочешь иметь свою. Ты вырываешь их из плена жестоких создателей? Чушь собачья! – он знает, чего я боюсь и в жизни не сделаю, поэтому с изяществом кошки взлетает на полку с трепещущими комками, заставляя меня замереть.
– Чего… ты… хочешь? – я успокаиваюсь, чтобы вернуть себе человеческий облик и возможность говорить. Тихо, тихо, девочка.
– Ты – коллекционер и эгоистка. Всё, что ты создаёшь – твои аватары. Всё, что ты подбираешь – тоже твои аватары. Слушай меня и давись этим, давись своей правдой!
Мои глаза застилает алое марево. От бессилия и ярости я прикусываю язык. Мои кулаки сжаты так плотно, что кажется, будто скоро от впившихся в ладони ногтей польётся кровь у моего реального тела.
– Я слушаю, – с готовностью вздёргиваю голову я.
– Ты гордишься своей свободой, но сама желаешь владеть, вещью ли, живым существом ли – не важно, – он вошёл во вкус и ходит туда-сюда по деревянному «постаменту», – Ты борешься с этим, но Природу не одолеть. Когда ты кого-то хочешь – ты его лепишь. Ты так любишь свою индивидуальность – но не принимаешь чужую. Легче создать аватару и сделать ей индивидуальный сценарий, чем стоить отношения, обременённые обязанностями и спорами. Впрочем, – он усмехается, – Другие люди пугаются того, что обитает в твоих глазах. Твоего внутреннего зверя. Твоих противоречий, скрытых в двух сущностях, принимающих абсолютно разные решения. Кому нужен носитель с двумя хозяйками? Это сложно. Так что будет проще, если ты нанесёшь удар первой – скажешь, что ты осознанно одинока. Давай, скажи, что я не прав!
– Ты прав, – устало отмахиваюсь я, садясь на колени. Носитель по ту сторону реальности бешено мечется в холодном поту – нужно немедленно успокоиться. Да и Голем внезапно обнаруживает тягу к насилию, намереваясь подкрасться к Твари Углов сзади и грохнуть его обломком разнесчастного стула. Я делаю ей незаметный знак глазами, чтобы не вздумала этого делать. Хватит бегать от правды, раз нам её скормили – мы переварим.
– Что, вот так сразу? Подписываешься под каждым словом? – он всё ещё ждёт нападения, поэтому обходит нас со всё-таки замеченной сестрой по широкой окружности.
– А почему бы и нет, – я отправляю Голем погулять, а сама из последних сил наколдовываю себе глясару. Наивно. Пламя в моей груди уже не потушит ничто.
– Нет одной тебя. Нет ни одного чёткого чувства. Имя тебе легион. Что же тебя так размахало?.. Ты не знаешь, кто или что ты такое. Не знаешь, какого пола и возраста. Ты – самая гремучая смесь из противоречий, которую мне когда-либо приходилось видеть. Ты любишь и ненавидишь, хочешь – и корчишься от отвращения. Споришь и соглашаешься, но остаёшься при своём. Всегда.
– Да, – новая затяжка. Стужа топчет разгоревшиеся капилляры.
– Ты сама себя растрепала. Разбившись, обзавелась новыми трещинами, пока само твоё существо не стало пылью. Ты ощущаешь себя целой только когда живёшь сотней жизней одновременно. Только так ты можешь всё успеть и ощутить себя счастливой.
– Да.
– Ты не найдёшь никого, кто смог бы шагать рядом с тобой, – он усаживается напротив меня. В его зрачках полночь, – Никто не выдержит твоих скачков из образа в образ.
– Я понимаю.
– С другой стороны, ты мастер по аватарам. Можешь сделать себе кого хочешь.
– Тоже верно.
– Так и какого же чёрта ты так злилась?
– Ты меня бесишь, – устало поясняю я.
– И я одновременно тебе нравлюсь.
– Да, так было всегда. Чистые чувства не моё.
– Ты что-то неправильное. Как животное с чумкой. Тебя надо убить, чтобы не мучилась.
– Попробуй.
Он бросается мне на шею, но смех мешает сжать челюсти. Он смеётся почти по-человечески, первый раз в жизни,
– Набрался… И от кого?.. Хах, дефектная ты особь, – говорит он наконец.
– Я так хочу спать, – глаза закрываются, – Так что если решился, души быстрее.
Он спрыгивает и шаркает в мою сторону лапой:
– Я достаточно тебя унизил.
– Ты недостаточно меня знаешь, чтобы достаточно унизить, – я улыбаюсь, закладывая руки за голову, – Если ты прав, то не страшно, я отражаюсь в твоих глазах как в зеркале и готовлюсь принять себя, всю себя без остатка. Если же не прав – то ко мне не прилипнет. К солнечным лучам грязь не пристаёт.