Особая демоническая способность – взаимодействие с углами, лучше всего с прямыми. Учуяв подходящее место, становятся жидкой тьмой и вскоре бесследно маскируются, поджидая подходящую добычу. Хищники, но всеядны в неблагоприятных условиях; если живут в жилище, обычно ловят грызунов и насекомых. На воле питаются птицами и их яйцами, ящерицами, кроликами – всем, что могут подстеречь и поймать, особенно любят голубей. В редких случаях могут переходить на питание какой-либо разновидностью информации (музыка, лирика и пр.).
Брачный период и размножение изучены слабо; однако по имеющимся данным, животные ведут одиночный образ жизни и встречаются только для спаривания, не образуя стабильных пар.
========== Конфигурация двадцать первая ==========
Кажется, это самый скоростной диагноз за всю историю мира сновидений.
– Идиотка влюблённая.
– Ну вот, теперь мне перематывать припев, – ворчу я, тяжело дыша. Я только что танцевала, по моим впечатлениям, смесь танго и вакинга, – Голем не видел?
– Нет. Затискала, наверное, до полусмерти, вот она и спряталась.
– С чего бы это? – убийственно радостный тон выдаёт меня с потрохами.
Тварь Углов принимается лыбиться со снисходительностью профессиональной свахи:
– Та-ак… И что это за особь?
Я хлопаю в ладоши, и музыка стихает:
– Никто.
– Да ладно, – он терпеливо играет по правилам закадычной подружки, – Вчера тебя не было – зато кто-то ночь напролёт протусил в кабаке Волчьей Шкуры, напевая «Любовь кусается – да и я тоже». Серьёзно! Дримеры так разошлись, что не могут работать. Из-за тебя половине земного населения сейчас снятся кошмары – потому что некому убрать весь расплодившийся бардак… Эй? Это всё, что ли?
– Надоело, – я с аппетитом потягиваюсь и топаю к гамаку, – Но я замочу твоего информатора, как только отыщу.
Хотя теперь понятно, почему Голем с недавних пор практикует стиль передвижения по-пластунски на открытых пространствах. Сдала, значит.
– А, да, непременно… Видимо, у тебя эйфория.
– Если ты всё знаешь, то почему ты всё ещё здесь? – я уже собираюсь лечь, но передумываю и иду к окну. Мой сонм созвездий сонно шевелится, сверкая боками. Город наряжен в огни, фонари горят ярче, чем обычно. Безжизненно и красиво. В одном месте у горизонта затяжка. Пролетал Мигрирующий? А я даже не заметила. Проходной двор какой-то. Ладно этот недоспаниель, но чтобы тварь размером с аэроплан…
Впрочем, я сейчас не в состоянии здраво рассуждать. И не хочу!
– Я голоден.
– А мне что?
– Ты не пишешь. Хотя я понимаю. Влюблённые идиотки тратят всю свою энергию на живые объекты.
– Дай срок – и я к тебе вернусь.
– Не вернёшься, если будешь счастлива. Ты уничтожишь всё это, – он вертится, показывая на весь Шпиль.
– А гори оно, – я как раз уместно закуриваю, но почти сразу же тушу. Не могу понять, чего хочу.
– Когда ты скажешь о своих чувствах?
– В ближайшее время, – я оборачиваюсь. Мои глаза полны решимости, – И поэтому у меня просьба: следи за Голем. Не подпускай её к рубке… к месту, где я исчезаю. Отвлеки, не дай ей связаться с носителем. Она всё испортит.
– А ты мне что? – капризно ворчит он.
– Ешь моих мертворождённых. Я разрешаю… Чёрт, ты можешь капризничать потом? Я измотана! Я бросила все силы на ухаживания, мне не до твоих закидонов!
– А мне чт… – он замолкает, увидев у носа пистолет.
– Я не шучу. Башку снесу.
– Ты не посме…
– Хочешь проверить?!
– Нет демона страшнее влюблённой женщины! – он согласно пятится прочь, – Иди, раз такое дело. Я посторожу. Но у тебя мало, слишком мало времени. Скоро контроль над мешком мяса возьмёт нытик.
Он прав. Мои плечи призрачно просвечивают в отблесках уличных огней.
– Ничего. Этого достаточно. Сейчас или никогда! Ты взгляни на это, – я вызываю образ своего реального тела. Поза похожа на воплощённое страдание.
– И давно это?
– Вот уже три месяца.
– Уже можно было поймать его и изнасиловать, – на редкость по-философски изрекает Тварь Углов.
– А я о чём?! Но я в процессе… Надеюсь… Хм, у меня много надежд!
– Бритва Оккама, – предупреждает он.
– Не смей каркать… Да помню я, помню! – я пошатываюсь, но всё же хватаюсь за врата связного узла. Честно говоря, чистой воды позёрство, я могу связаться с носителем из любой точки вирта, но почему бы не сделать эксклюзивный уголок в Шпиле?
– Ты слишком устала. Впусти Голем.
– Вот ещё, – я до боли закусываю губу, – С ней наш носитель и рта не раскроет!
… Следующим вечером я даю Голем полную свободу, создаю пустую бутылку, смотрю на неё безо всякого выражения, возвращаю в мир энергии, и, в конце концов, сажусь на обрыве у окраины, свесив ноги.
– Самое время, – внезапно появляется Тварь Углов, – Дать тебе новый импульс.
– Валяй, – разрешаю я, поджимая под себя одну ногу.
– Хорошо, – Он ложится рядом, потягивая задние лапы, – Слушай внимательно: самое светлое чувство из всех, тобою испытанных.
Вместо ответа я протягиваю ему рукопись.
– Это что, уже… Не, ну так не интересно!
– Можешь не читать.
– Эй, не вздумай! – он с аппетитом смотрит на мятые листы, – Разбитые сердца самые вкусные!
– Наверное, – равнодушно пожимаю плечами я.
========== Конфигурация двадцать вторая ==========
И… мы всё ещё здесь. И я отчего-то медлю.
– Отдай мне рукопись.
– Нет.
– Что значит… Эй!
Бумага вспыхивает и стремительно горит, пока под моими пальцами не остаётся только хрустящий пепел.
– Ты зачем это сделала? – как-то жалко мямлит мой гость, провожая глазами потоки энергии, стрижами взмывающие в небо, – Какая сильная была вещь…
– Не самое лучшее из всего, что я сочинила, – вздыхаю я в ответ, – К тому же, пришлось сочинять это вместе с Голем, ну и получилось чёрт его знает что… Ты, видно, всё ещё голоден?
– Представь себе! – он даже идёт складками от возмущения, – И ты только что оставила меня без пищи!
– Может быть, этого рассказа больше и нет, но мои мысли и чувства никуда не делись.
– И что? – бурчит мой гость, безо всякого желания снова присаживаясь рядом.
– Я предлагаю АС.
– Абсолютную связь? – его тон напоминает общение с буйнопомешанным в крайней степени обострения.
– Ну да. Всё, что чувствую я, на мгновение станет твоим. Я пропущу свой ток энергии через тебя.
Тварь Углов медлит.
– Решайся. Или ты уже не под моими знамёнами?
– Твоё счастье, что я любопытный. Так, и что там у тебя?
Я беру и его на руки и прижимаю к груди. Сначала он хочет непристойно пошутить, но, когда его пронзает поток моего о сознания, безмолвно обмякает, как тряпичная кукла. Сейчас он похож на пациента, подключённого к капельнице. В него вливаются мои чувства: благодарность собеседнику за то, что дал изложить свою историю в письме, а не в разговоре; презрение к телу, неспособному скрыть свою боль; всепоглощающий поиск партнёра и хроническая неспособность быть вместе из-за разницы во взглядах; ярость за отвержение безо всякой попытки узнать поближе. Злости много: и за наигранное объяснение извечного «почему нет», и за неспособность почувствовать то, что пережили мы с Голем – ибо стоило нам услышать о другой, как моя реплика приняла удар на себя и уползла истекать кровью, пока я приказала нашему носителю улыбнуться, пожелать удачи и доволочься до дома. Фрустрация, как ком волос в раковине, такая ожидаемо-неожиданная находка. Опять. Как ни крути, а она возвращается и приносит с собой полную беспомощность. Ничего удивительного, что я взорвалась потоком нелестных характеристик и переоценкой всего произошедшего. Жаль, что ничего не вышло – надо было поиметь и выбросить первой. А вместо этого в моих руках фиглярство, и это словно плащ-невидимка. Никто не видит, что внутри меня остался один щебень и горящие клочки, где нет и грана порядка.