По строению тела напоминает рептилию, однако теплокровен, поскольку активен практически в любое время суток и при любой температуре. Цвет шкуры серый; в брачный период линяет, покрываясь опалесцирующими чешуями, переливающимися на солнце. В водухе ловок, отлично чувствует себя на отвестных скалах, но на землю спускается неохотно, поскольку передвирается на манер летучей мыши, опираясь на сильные передние крылья. Задние лапы мощные, помогают разрывать тушу жертвы или защищаться в случае нападения. Скелет лёгкий, но укреплённый естественным углеродистым волокном; при охоте на Мигрирующего не используется никакое другое оружие кроме огнестрельного. Челюсти, несмотря на устрашающий вид, не способны даже разгрызть кость, однако самое страшное это «гребёнка» из передних резцов, запускающих процесс информационного распада того, во что впился их владелец. Механизм этого явления изучен недостаточно хорошо; вероятно имеет место неизвестная химическая реакция.
========== Конфигурация двадцать пятая ==========
– Ваш мут-дью, барышня.
Превосходно, просто превосходно.
Да, сорвалась. Честно, держалась, но даже сражение с Мигрирующим не смогло меня откачать. В общем, я уже всё равно приволоклась сюда, и…
Я поднимаю глаза на официанта:
– О… Ты из Селефаиса?
Он дружелюбно моргает своими чуть раскосыми зелёными глазами:
– Верно… Интересуют алые птички моей родины?
– Допустим, – я упериваюсь взглядом в стакан с массивным дном, в объятьях которого застыла масса, похожая на коматозное желе, – Но не сейчас.
– Я понял. Приятного отдыха.
– Эй, Одиннадцать!
– Отмечаешь или заливаешь?
– Маринуюсь, – с усмешкой отвечаю я, вызывая здоровый гогот дримеров.
Кабак в Волчьей Шкуре. Кажется, что бедлам, но на деле это самое тихое и уютное место во всём вирте. Шмыгающие снаружи собади не останавливают тех, кому срочно нужно похвастаться новыми трофеями или повидать старых друзей. Сегодня я здесь единственная человеческая особь женского пола. Ещё есть стриптизёрши-фурры, обитательницы мира сновидений со зверообразными телами, но они не в счёт. К тому же фурры тут на работе, пожирают неуёмную мужскую энергию, а не…
В общем, не напиваются, как я.
– Не видели мою знакомую? Такая бледная, с маленькой грудью.
Клянусь, я его убью.
– А, вот ты где, – Тварь Углов запрыгивает на стул, стоящий напротив моего.
– Оставь мою грудь в покое.
– Да ладно, что тут скрывать-то, ты же всё равно не носишь одежду.
– Подумал, посмаковал – оставь мысль при себе, – более чем услужливо подкидываю я подходящий случаю алгоритм. Но куда там! Этот лишайный не оценит.
– Плоскогрудка, угостишь меня?
Я вздыхаю.
– Официант, миску мут-дью для этого усмертия.
– Ну-с, – он лакает принесённый алкоголь раздвоенным язычком, – Что отмечаем?.. А, погоди, дошло. Разбитое сердце затапливаешь?
Вместо ответа я пью из своего стакана. Кто бы знал, что отмалчиваться так просто. К тому же это мут-дью, от него язык у меня всё равно развяжется. У этой слизи с текстурой пластилина эффект – полная противоположность медовухе. Скорость реакции не уменьшается, ноги тебя держат, вот только до изнеможения будешь плести полную околесицу – всё, что накипело. Зато потом полегчает. Вот я и закидываюсь в ожидании того самого волшебного мига.
Сначала я хотела забрести в Пустоши и поорать там в своё удовольствие, но раз Провидение послало собеседника…
– Чё хотел-то? – собирая мозги в кучу, спрашиваю я.
– Я же демон. Садист от рождения. Хочу посмотреть, как ты мучаешься.
– А. Ну это пожалуйста, – великодушно разрешаю я, дёрнув плечами.
– Расскажи мне о нём, – просит Тварь Углов.
– М… Очень милый, добрый, если коротко – моя полная противоположность.
– Уже представляла вашу свадьбу и имена детей?
Я пару секунд смотрю на него как на ненормального, потом разражаюсь истерическим смехом:
– Свадьбу?! Детей?! Меня с ним?! Ребята, слышали? Ну каков юморист! – я опрокидываю в себя штоф и грохаю посудинку на стол, в тайне надеясь подобным звуковым подозвать понимающего официанта. К моему облегчению, стакан тут же наполняется. Парень из Селефаиса умница, пожалуй, я даже готова раскошелиться на чаевые.
– Над, а Над, – в поле моего зрения оказывается пятнистая шубка циветты, – Мы с девочками решили потанцевать. Ты с нами? – она не удерживается и дотрагивается до моих плеч. Мех фурры уже слегка искрит, энергия поступает.
– Прости, Дюна, не сегодня.
– Жаль, в тот раз мы так зажгли, что едва не разгромили кабак, – она смеётся, мимолётным движением поглаживая округлившийся живот. Беременна. Вот поэтому и такая активная – выкармливает дитя.
– Решила, как назовёшь? – спрашиваю я. Циветта улыбается во всю свою зубастенькую мордочку:
– Если будет похож на папу, назову Зефир.
Занятный эксперимент. На моей памяти фурра первый раз забеременела от инкуба. Интересно, что там сейчас шевелится в её чреве.
Официант приносит мне чашечку с голубой льдинкой – для раскуривания глясары. Тварь Углов не сводит с меня глаз.
– Ну, чего упялился? – интересуюсь я, делая заветный финт пальцами, дарующий мне успокоительную палочку.
– Тебе больно, – уверенно говорит он.
– Да ну? – я делаю такую могучую затяжку, что начинает колоть в носу, – Слушай, это гениальное открытие.
– Каково это: не плакать?
– Чувствую себя как моа, – глоток мут-дью, – Ну знаешь, может, большая такая нелетающая нелепица. Здоровенная, с куцыми крыльями… Не знаешь? Яйца ещё несла огромные. Ну, понял? Вот. Я – моа. С яйцами. Смотрю на тех, кто летает, сижу в своём неряшливом гнезде и даже не знаю, что меня истребят к чёртовой матери, – этот стакан подозрительно быстро заканчивается, что за привычка подавать такую мизерную склянку человеку, решившему надраться? – Официант!!
– Не делай этого.
– Неси сюда бутылку, я праздную своё исключение из движухи! Праздную любование чужим счастьем через стеклянный купол, где я – на другой стороне и у меня нет VIP-приглашения!
Среди дримеров чувствуется оживление. Неудивительно: прямо посреди кабака хочет налакаться из горла совершенно голая баба. Скажи мне кто – я бы и сама посмотрела.
– Ик! Ох же ты, – я успеваю сделать всего один глоток. Зрение ясное, тело реагирует на команды, но мут-дью заставит меня высказать всё, что придёт в голову. Или ответить на любой вопрос.
– Наверное, ты много от него требуешь, – раздаётся густой бас. Кажется, этого парня зовут Лаки, и он очень хорош в охоте на Мигрирующих.
– Я?! Правило номер три! – с возмущением выпаливаю я, разрываясь между бутылкой и глясарой.
– Что за правило? – спрашивает молоденькая фурра-каракал.
– Как? Никто не знает правил, по которым я живу? – моему изумлению нет предела, – А, ну хотя да, они же не вытатуированы на моей заднице.
Смешок. Я всё ещё борюсь за своё достоинство, и они это ценят.
– Говори уже, – подталкивает Тварь Углов.
– Ладно-ладно. Первое: никаких богов. Второе: никаких авторитетов. Третье: никому не принадлежать и самой никогда не заявлять права. Четвёртое: не думать ни о ком и ни о чём лучше или хуже, чем есть на самом деле. Это мои мантры против разочарований, и обычно они работают. Но вот сейчас был облом, и… Дайте я закинусь, хватит уже пялиться!.. Другое дело.
– Так и как надо поступить по правилу номер три?
Не узнаю голоса. Дримеров стало гораздо больше после моего ухода, а бейдж с именем скрыт толпой.
– Всё просто. Я не могу дать ему ничего хоть сколь-нибудь ценного. Знаний моих он не хочет, тело его не восторгает, внешность – озадачивает. Так что я дарю ему самое ценное из всего, что может дать человек человеку – свободу.
– Свободу? – Тварь Углов моргает, покрывая глаза желтоватым третьим веком. Как ящерица. Занятно.
– Именно. Никакого общего жилья, никаких «я за тебя заплачу», никаких «дай помогу», никаких «клянусь, я тебе не изменяю». Он волен делать всё, что считает нужным и жить так, как ему хочется. Передо мной не надо отчитываться, не надо лететь на свидание со мной, будто это последний шанс увидеть настоящее НЛО. Не надо цветов – мне ещё отрезанных половых органов растений не хватало, бр, не надо подарков – что подарить себе я и сама знаю. Понадобились друг другу – сошлись. Не понадобились – что ж, пусть так. Никто никого не ревнует, никто не жалуется на секс на «отвали», никто никому не приедается. Каждый сам готовит и сам стирает то ли свои лифчики, то ли свои семейки. Любовь живёт примерно три года – так зачем сажать её в клетку и тыкать раскалённым прутом за каждую провинность, верно?