Очень часто это просто отголоски рабочего дня и его проблем. Отчёты, смены, встречи, надрывающийся телефон. Если оболочки их дрём истончатся до предела, любому Мигрирующему даже не придётся прилагать особых усилий, чтобы проникнуть внутрь.
И вот, когда мне уже кажется, что ничего интересного здесь нет, я нахожу чудо.
Сфера переливается, будто светлячки под матовым стеклом. Там нет слов. Это чувства. Эмоции. Страх, робость, эйфория и…
Любовь. Это первая любовь подростка. Я знаю, что это всего лишь недооформленный сексуальный импульс, но эта наивность и отсутствие опыта, эта едва осознаваемая радость, эта сладкая щемящая боль наполняют меня восхищением.
Мне это незнакомо. Моё тело не влюблялось так рано. Жаль, что этого не случилось. Возможно, такая любовь стала бы приятным воспоминанием, а не зудящим шрамом глубоко внутри… Ну так тут не попишешь – каждому своё.
От снов молодой матери меня накрывает удушающей волной. Страх, счастье, сила. И залитый опиатами мозг. Боюсь представить, через что она прошла. Её сфера исчезает очень быстро, видимо, проснулось чадо. Ей предстоит пережить ещё огромную вереницу прерванных дрём. А я просто пойду дальше.
Животные. Собакам снятся запахи, летучим мышам – эхо-копии их брачных партнёров. Птицы и звери не подавляют своих желаний, и в их снах вьются мечты о еде и спаривании. Я вижу сон кобелька таксы, в котором отчётливо мелькают длиннющие тонкие ноги. Борзая. М-да…
Ходя погодите, если она выроет яму и распластается…
От решения столь интересной задачки меня отрывает хруст.
Не может быть. Я стояла на месте и не шевелилась. Это не я.
Звук повторяется. В следующем ряду от меня по одному из снов неторопливо карабкается крупная гусеница, чёрно-коричневая, с ярким ирокезом красных волосков на хребте. Это скребут её коготки.
– Куда же ты, сломаешь, – я осторожно беру её на руки, и по могучему выдоху у моего левого уха понимаю очевидную вещь.
Если время охотничье, а хищников нет – значит, это время чего-то гораздо более опасного.
Поворачиваюсь.
И крупного!!
И я держу его ребёнка.
Ибо передо мной поистине колоссальный мотылёк, который стоит вертикально, опираясь на задние лапы.
В дневник, если выживу: оно гермафродит, как ни странно, млекопитающее, а его крылья скроены из клочьев чистого пространства.
Открывается пасть. Комплектов зубов больше одного. Это ротовой аппарат пиявки, скрещенный с бензопилой и мясорубкой.
Ну какие молодцы Мигрирующие, что террорят мир сновидений, сбегая от такой образины!
От металлического скрипа это зубастого измельчителя внутри у меня всё съёживается. Гусеница же пригрелась, и, судя по всему, решила кошечкой лежать у меня на ручках до тех пор, пока их не разорвут на лоскуты вместе с остальным телом.
– Я не желаю зла, – как можно чётче говорю я, пытаясь сделать шаг назад. Нет. С собадями срабатывает – но не с этим существом. Чёрт!
У меня остался только один безумный план.
Я хватаю детёныша за яркий шиворот.
– Твоё, а?!
Эта дрожь и почти неуёмное желание кинуться, этот угрожающий импульс, родившийся раньше любого человеческого языка. Звук вертящихся челюстей.
Рукой, заведённой за спину, я делаю краткие пассы, буквально вымаливая у пространства портал. Гусеница начинает недовольно извиваться, и я перехватываю её половчее. Сейчас.
– Так забирай!
Громадный мотылёк приседает от неожиданности, когда я бросаю его чадо прямо ему в лапы, и, пока он не успел опомниться, ныряю в как раз вовремя открывшийся проход между измерениями.
Переливчатокрылый ужас остаётся в своём мире.
А я…
– Ух! – Тварь Углов подскакивает от неожиданности, когда я приземляюсь на траву неподалёку от его лежбища, – Ну и как оно?
– Мотылёк, – бормочу я, приподнимаясь и как-то неловко плюхаясь рядом.
– Какой ещё мотылёк? И что это за гадость у тебя на руках?
Я туго соображаю, что он говорит, но, поняв, принимаюсь рассматривать пальцы. На них какой-то млечный искрящийся сок.
– Видимо, это то, чем была испачкана гусеница, – я принюхиваюсь. Пахнет приятно.
– Да ты что?! Значит, совпадает! О, дай мне попробовать! – Тварь Углов бросается к ближайшей ладони, но я останавливаю его:
– Нет уж. Не раньше, чем ты объяснишь.
– Проклятье!.. Ладно. Это легенды, но… Эти твари, которых ты назвала мотыльками, высасывают сны. Как вампиры.
– А… – мне становится понятно присутствие муравьеда в этих пузырчатых галереях. Выходит, они с мотыльками элементы одной пищевой цепи. От челюстей такой огромной зверюги пустые сны лопаются, а муравьед поедает остатки, – Нет, стоять! Что у меня на пальцах? – я ловким щелчком в очередной раз отпихиваю от запястья хитрую морду.
– Вот дура из дур! – он возмущённо притоптывает передними лапами, словно взбунтовавшийся пони, – Если волчица кормит волчат, её молоко – это плоть и кровь. Если ослица кормит ослёнка – это кора и трава. А здесь…
– Сны, – я удивлённо растираю в пальцах мерцающую капельку и поворачиваюсь к своему собеседнику, – Как насчёт попробовать вместе?
– Да делай что хочешь, только и мне!
Я с опаской облизываю палец… и ничего не происходит. А потом в моём горле словно поднимается штормовой ветер. В мозг вгрызается холод. Тепло. Дрожь. За орбитами моих глаз пересыпают зерно. Рядом облизавшая всю мою руку Тварь Углов конвульсивно катается по земле, совершая ломаные движения, словно вышедший из стоя паяц.
Бумага. Чёрным по белому. Печати. Перфоратор. Занюханный розовый халат. Полуфабрикат в микроволновке. Начальник и секретарша.
Невысказанное: гнев, похоть, страдание. Дождливый день. Серые города. Беспощадный будильник. Цвета! Синий и фиолетовый. И их снова нет. Зябко, зябко, снова тепло, озноб…
Я прихожу в себя, лёжа на боку и истошно трясясь, словно эпилептик.
– Ох же ты… – только и могу произнести я, приподнимаясь на локте. Кажется, на моей коже вздыбилось всё до последнего волоска.
– Эй, – тихо окликаю я Тварь Углов, – Ты в порядке?
Нет ответа.
– Изволь не умирать до тех пор, пока сам не выкопаешь себе яму. Я тебя хоронить не буду, – предупреждаю я, чётко различая, как он дышит. Кажется, жадность сыграла с ним злую шутку. Он тихонько ругается, вставая на дрожащие лапы.
Я внимательно осматриваю правую руку, не доставшуюся Твари Углов, и, найдя ещё капли, собираю их и запаиваю в изящный сосуд.
– Ещё! Есть ещё… – его шатает, из пасти течёт слюна, а глаза больше обычного и блестят отполированным гематитом.
– Я это спрячу. Сильная штука.
– Нет! Отдай мне!!
Ампулка исчезает в миллиметре от его мчащегося напролом носа, и он неуклюже тормозит, покачиваясь при повороте:
– Чёртова сволочь…
– Алкаш, – парирую я, – Успокойся.
– Я найду это!
– Ты не знаешь места, в которое я его отправила. Остынь. У меня есть кое-что получше.
– Да ну? – он подозрительно прищуривается.
– Да. Гляди, – я скатываю у груди пушистый шарик, – Ко мне вернулось вдохновение. Хорошенький, а?
– Я пока его не прочёл, – капризно шевелит хвостом мой гость, – Он должен быть не хуже мотылиного молока, так и знай.
– Я буду творить достаточно долго, чтобы этот проклятый вкус выветрился и из твоей пасти, и из твоей памяти.
– Совсем чокнулась? Не смей!.. Эй ты, двуногое недоразумение! Ты там что, смеёшься?! Не вздумай работать долго!
– Так уж и быть, – нарочито лениво повожу плечом я, – Только не плачь.
– Не дождёшься!
Обожаю его бесить! Но обещание есть обещание. Так что…
Комментарий к Конфигурация двадцать восьмая
Рассказ:
https://ficbook.net/readfic/11404603
========== Из «Энциклопедии абсолютного и относительного сновидения». Структура вирта ==========
Может быть самой что ни на есть разнообразной, зависит от миров, входящих в выбранный кластер и длительности их сосуществования. Сам вирт аморфен, но его составляющие чаще имеют устойчивую, подчас даже уникальную структуру. Нестабильные миры разрушаются; стабильными являются те, что хоть в какой-то степени подчиняются или максимально приближены к законам физики. Благодаря гибкости и одновременно устойчивости мировых оболочек, они способны выдержать как большую нагрузку, так и, подобно клеточной мембране, исцелиться после разрывов Мигрирующих и ожогов от порталов. Иногда миры налаживают между собой тесное взаимодействие, и тогда животные могут без проблем перемещаться через практически незаметную «стену». Водные просторы, как правило, вовсе не разделены никакими барьерами, и автономность самой разнообразной жизни успешно обеспечивают многочисленные подводные течения.