Хотя волчица, может, не умрёт.
Свободна
Опалите огнём мои мышцы,
Разотрите в прах горестный смех.
Поднимаю я голову выше,
Убивая дрожание век.
Мне стенать или плакать нет толку,
Может быть, погорюю во сне.
Выстригайте же рваную чёлку
Из всего, что осталось во мне!
Я свободна, я снова ликую,
Я так жадно, со свистом дышу.
И от стужи я жду поцелуя,
У Вселенной я благ не прошу.
Не молитесь; желайте удачи.
Не волнуйтесь – я алкаю жить.
Что ж. Добра тебе, милый обманщик,
Ну а я – постараюсь остыть.
========== Конфигурация тридцать первая ==========
Такт. Такт. Такт.
Где-то далеко у моего носителя немного учащается пульс, пока я, его воплощение в мире сновидений, бегу по следу ушедших далеко вперёд рельсов.
Я белая лошадь с чёрной и короткой, словно у зебры, гривой, но зато с роскошным хвостом, развевающимся позади мятежным стягом. Эта часть вирта залита солнцем, и земля сухая, словно задубевшая кожа. Самое то для копыт.
Вот он. Поезд Леди Дорог.
Я прибавляю ходу. Главное, не сбиться с такта. Копыта чуть более изящная штука, нежели волчьи лапы, и я всё ещё привыкаю к этому виду конечностей.
Вокруг меня, слева и справа, начинает виться золотистая пыль. Демоны движения, полуприрученые звери Леди. Они бесформенны, но едят энергию передвижений самых быстрых существ или механизмов. А я догоняю поезд, так что трое, а то и четверо начинают плясать, превращаясь в подобия меня. Один даже смог считать человеческий облик, и теперь размеренно бежит у окон поезда.
Что это? Он изображает меня нарочно?
Так и есть: Леди придумала способ узнавать, кто идёт в гости. Одна из дверей открывается, выплёвывая лесенку. Поезд не сбавляет хода. Собственно, я и не жду от него ничего такого.
Нужно что-то юркое. Я становлюсь горностаем. Дыхание перехватывает от изменения массы, но вот я уже повисаю на поручне. Маленькие лапки заменяются человеческими руками, и я залезаю внутрь.
Тут мало что изменилось со времени моего последнего посещения. На стенах висят красивые светильники в форме экзотических резных листьев. Я иду вперёд по ковровой дорожке цвета говяжьей мышцы с золотистой лентой по краям.
– Эклипс, – ко мне поворачивается точёная головка, обрамлённая крупными кольцами золотистых кудрей.
– Леди, – я чуть заметно, по-дружески, кланяюсь.
Она и её свита сидят в купе и потягивают чай. Всё в том же составе: сама Леди Дорог, её пожилой дворецкий и мальчик десяти лет, серьёзный не по годам. Если Леди не предоставит этому малышу убежище в своей мобильной крепости – и орды дримеров не хватит перестрелять все кошмары, наштампованные его подсознанием. Не ребёнок, а атомная бомба. Мигрирующие бы его до полусмерти зализали от радости.
Про дворецкого же я не знаю ровным счётом ничего, кроме того, что он всегда молчалив и услужлив. Ну и его лицо ещё ни разу не потеряло невозмутимого выражения, кто бы не являлся сюда за утешением.
Леди в лёгком белоснежном платье, которое очень идёт к её загорелой коже. Она улыбается, легко и приятно:
– Садись, дорогая.
– Вы не будете так любезны?.. – нарочито вежливо спрашиваю я самого младшего из компании.
– Обойдёшься, нудистка чёртова!
– Ты потрясающий, – я с усмешкой ерошу тёмно-русые волосы уворачивающейся молодой особи.
– Он до сих пор не нашёл ответа на свой вопрос, – мягко говорит, почти мурлычет Леди, – Кев, ну что тебе стоит спросить Эклипс?
Он дуется и отодвигается. Потом, поняв, что я намерена прилечь, уходит на другую полку.
– С прошлого раза, как мы виделись, я стала отражать моё любимое имя, – делюсь с Леди я, кладя голову ей на колени.
– Да, я вижу, – она осторожно касается пальцами моего шрама на бедре, – Укус Мигрирующего. И как подходит… Что ж, пора определиться, чего ты хочешь на этот раз.
– Забвения, – почти что шепчу я, – Мне нужно воссоздать… Нет. Мне нужно сделать то, чего не было. Я могу и сама, но твои иллюзии правдоподобнее моих. Ведь это ты – та, что дарит утешение всем жаждущим путникам. Я прошу сон во сне. Я хочу снова уметь плакать.
– Тогда просто расслабься, – Леди Дорог кладёт руку на мой разгорячённый лоб, – Закрой глаза. Вслушайся в перестук колёс, в песню рельсов. Видимо, дела серьёзные, раз ты пришла не в оговорённый день… Засыпай, засыпай, молодая демоница, пожелавшая увидеть неведомый Кадат. Спи…
Я снова там, где всё началось и закончилось. Я, не открывая глаз, некоторое время жду, пока этот мир строится с тихим шуршанием и позвякиванием. И открываю их, когда ощущаю тепло другого существа.
– Здравствуй, – шепчу я.
Мы стоим лицом к лицу. Я, как и моё человечье тело, завёрнуто в нелепые людские тряпки.
– Здравствуй, – эхом отзывается он. Это лицо идеально воссоздано до последней чёрточки, и я заставляю себя поверить.
– Я должна была сказать. Прости, что была слишком слаба. Сейчас, когда уже слишком поздно, я готова, – я стискиваю зубы и глубоко вздыхаю, – Я люблю тебя.
– Я знаю. Я видел и чувствовал, и должен был сказать «нет» раньше, – он делает шаг навстречу, протягивая руки, – Прости меня. У меня не хватало духу отказать. Я не хотел причинить тебе боль. Как я могу помочь тебе?
– Можно… – я внезапно начинаю всхлипывать, – Можно я тебя обниму?
Он сам мягко обнимает меня. Не из жалости, не «по-дружески», что равняется утешительному призу для круглых неудачников, а поэтому едва ли не равноценно жалости, а по-человечески, как тот, кто готов сопереживать. А я реву и пускаю сопли на его плечо, слюнявлю его, как подзаборная сука – с нежностью протянутую руку. Я обнимаю его до царапин, мои челюсти сжаты до спазма, и где-то там, в пожизненном союзе голосовых связок, рождается утробный вой. Я никак не могу понять, плачу я или рычу, пытаясь заставить спину не горбиться, а ноги – крепко держать меня на земле. Даже сейчас, когда я могу побыть вполне себе полноценной истеричкой, я борюсь с этим что есть сил.
А моё время истекает. Скоро я погружусь в глубокий сон. Контроль уйдёт, сменившись сумраком убаюканного сознания.
Всего несколько драгоценных мгновений – и только на самое важное.
– Спасибо, что мы поговорили, – шепчу я ему на ухо. Мир распадается на нелепые клочья, но какая теперь разница?
Зарёванная, разодранная своей болью и измученная мыслями, я лежу посреди недвижимой пустоты.
Я всё ещё жива. Я просто сплю.
И сейчас сны мне не снятся.
========== Из «Энциклопедии абсолютного и относительного сновидения». Носитель и ментальное тело ==========
Носителем называется физическое тело сновидца, на время перехода в вирт оставленное на Земле, чаще всего в кровати. В особом представлении не нуждается: стандартный мешок с мясом и костями, несколько различающийся от индивида к индивиду. Может как контролироваться своим ментальным телом, так и вести относительно автономный образ жизни. Примечательно, что внешность носителя может не совпадать с внешностью его отражения в вирте; обычно меняется цвет волос, глаз и такие антропометрические данные как рост или физическая форма, чаще из-за недовольства носителя собственными отличительными признаками.
Ментальное тело это то, что, собственно, и совершает переход в вирт. Формально представляет собой то, как человек видит себя со стороны, частицу самосознания, помноженную на глюк мозга относительно двигательной активности. Обычно занимается тем, что носитель не может позволить себе в реальной жизни (возможности ограничены функционированием и общим развитием мозга). Развито не у всех; причины неизвестны. Самыми вероятными считаются глобальное сокращение времени сна, высокий уровень стресса и повсеместное распространение сильных успокоительных. Однако согласно имеющимся данным, во все времена существовали люди, неспособные видеть сны, так что, скорее всего, причина отсутствия ментального тела кроется в наследственности.