Сильвестр посмотрел на мать. В ее глазах было больше страдания, чем в его собственном взгляде. «Она отвернется от меня», — подумал Сильвестр при виде ее дрожащих рук и скорбного лица.
— Мама, неужели ты не понимаешь, что в наши дни люди не мстят за оскорбления. Я хотел бы убить этого Клива, но это не заставит Джорджи разлюбить его.
— Любовь — оскорбление! — с острой насмешкой воскликнула Клое. — Никто из вас не знает истинного значения этих чувств, не знает, что значит брак, — в ней бушевал гнев.
— Сильвестр, я не могу оставаться с тобой, мне очень жаль, но я просто не в состоянии.
Не зная ничего, вошел Мики, веселый, довольный, спокойный. Ему обо всем рассказали.
— Когда? — спросил он с удивлением.
— Вчера вечером.
— Где теперь Джорджи?
— Вероятно, укладывается.
Взяв Сильвестра за руку, он сказал:
— Иди и заставь ее передумать.
Сильвестр сердито вырвался от него.
— Не будь дураком. Разве я могу это сделать.
Взгляд Мики был очень строг.
— Желаешь ли ты Джорджи вообще, или ты тоже уже пресыщен ею? Не лги, не притворяйся.
— Я пресыщен ее капризами.
— Я понимаю, что Джорджи то же может сказать о тебе. Как зовут того человека? Клив? О, черт побери!
Повернувшись к Сильвестру, он сказал:
— Она уходит с Кливом только потому, что в тот момент он был с ней. Единственно, что ей нужно, это удрать от тебя. Но ты не должен допустить ее до этого шага. Вернись и скажи ей, что ты моментально уезжаешь куда-нибудь за границу. Я дам тебе немного денег, у меня сейчас есть. Ты увидишь, что Джорджи согласится и будет продолжать сохранять тебе верность.
Сильвестр упорно не соглашался.
— Она сказала мне, что любит Клива.
Сбегая с лестницы, Мики вскрикнул:
— Дурак ты, никому нежелательно впутываться в неприятности, если их можно избежать.
Квартира на Найтсбридже больше чем когда бы то ни было напоминала декорацию к русскому балету. Все было в полном беспорядке. Среди разбросанных вещей сидела Джорджи и курила. Она сказала:
— Милый мой, вы напрасно беспокоились, все кончено.
Посмотрев на нее, он решил, что она сильно взволнованна всем происшедшим.
— Ясно, что вы только что виделись с Сильвестром, и конечно, как всякий посторонний человек, считаете, что можете убедить кого-нибудь из нас, а, может быть, даже и обоих, — продолжала говорить Джорджи, — но, друг Мики, на этот раз вы абсолютно ошибаетесь. Оба мы — и Сильвестр, и я хотим быть свободными. Для меня безразлично — разведется он или, может быть, нет. Я согласна и на развод.
Мики спросил:
— Скажите, Джорджи, любите ли вы кого-нибудь?
— Зачем вы задаете мне этот вопрос?
— Если вы влюблены, не будете ли вы так же скоро пресыщены им?
Джорджи засмеялась:
— Нет, человек не может добровольно согласиться дважды в жизни переносить такие неприятности; во всяком случае я не такова.
— Скажите, Джорджи, если бы Сильвестр уехал в Америку, куда Чарльз Маунтхевен мог бы помочь ему переправиться, и вы, таким образом, стали бы свободны, устроит ли это вас? Сможете ли вы жить так, как захотите вы?
Глядя на ее милое, несчастное, измученное лицо, Мики чувствовал, как его охватывает дикая злоба:
— Черт побери вас и все ваши воззрения. Почему вам не попробовать жить просто по-человечески, вместо того, чтобы осквернять все то, с чем вы соприкасаетесь в жизни. Все вы и ваши друзья обсуждаете брак, как будто это кинокартина. Вы копаетесь в нем, вы дробите его на такие мелкие куски, что в конце концов сами устаете и во что бы то ни стало хотите освободиться. Если бы вы хотели бросить Сильвестра действительно потому, что он вас покинул, все это имело бы совершенно другой вид; но уйти и бросить мужа только потому, что он вам надоел, зная, что ваш любовник тоже надоест вам очень быстро, — это недостойно вас; все это только поступок бреттера и человека, лишенного всяких нравственных понятий.
Нервным голосом, сдерживая себя, Джорджи сказала:
— Благодарю вас, Мики, а теперь после того, как вы, по-видимому, доставили себе большое удовольствие, может быть, вы будете так добры и пойдете домой.
— Я не пойду, пока вы не передумаете. Джорджи, милая, я знаю, что вы бесконечно горевали, потеряв Билли, но будьте человечны и вспомните, что Сильвестру вы дали только худшую часть самой себя. Вы ведь это даже не скрывали, вы сами говорили мне, что Сильвестр для вас только наркоз. Значит, его нужно бросить только потому, что прекратилось действие наркоза? Сильвестр слабый, ничтожный, но он вас любит и согласен уйти и не возвращаться к вам до тех пор, пока вы его не позовете. Вспомните, что вы все же принадлежите друг другу, подумайте, что у вас, наверное, были сладкие мгновения, о которых вы оба не можете забыть.