Она часто ходила в маленький домик тети Донаты, наполненный книгами, ароматом русской кожи, яблок и засушенных цветов.
Тетя Доната очень любила Макса и с искренностью, свойственной ей одной, однажды сказала Сенте:
— Детка, наш Макс — славный парень, достойный своей семьи. У вас будет прелестное потомство.
В эту минуту в комнату вошел Макс. Он весело спросил тетю:
— Вы философствуете?
Тетя Доната серьезно посмотрела на него:
— Мы говорим о будущем.
Самой страшной из всех для Сенты была мать Макса, заехавшая в Рильт по дороге из Стокгольма. Как Рене и Макс, она была высокого роста, и, как они, очень элегантна. Она подарила Сенте нитку жемчуга, красивое старинное кружево, но не сказала ни одного ласкового слова. Фрау Вандорнен не осудила выбора Макса, но и не одобрила его. Она должна была остаться до дня свадьбы, назначенной на конец июля.
Приезд Гизля Сальма, прибывшего из Копенгагена на гоночном автомобиле и в самом веселом расположении духа, явился облегчением для всех. Веселые манеры и жизнерадостное поведение этого полурусского, полуавстрийского отпрыска семьи были приятны всем. Он сразу поцеловал Сенту.
— Вы не можете себе представить, как сильно мне хотелось поцеловать вас еще год тому назад, тогда в поезде. Видите, как хорошо я вас помню.
В кругу семьи он яркими красками нарисовал встречу с Сентой.
— То был единственный раз в моей жизни, когда путешествие по железной дороге показалось мне приятным. Я с трудом расстался с ней в Амстердаме.
Наедине с Максом, глядя на него синими любящими глазами, он более спокойно сказал:
— Ты сделал довольно хорошее дело, не правда ли?
Макс согласился.
— У меня большой опыт в наблюдении над людьми, — сказал Гизль. — Проведя несколько дней с Сентой в поезде, я больше не мог ее забыть.
Затем он стал задавать ему чисто ребяческие вопросы:
— Ты влюбился в нее сразу, да? Какая у нее семья?
— Ее мать — историк, есть еще младший брат, сестра двадцати двух лет и, кажется, какая-то старая-престарая тетка. Кстати, Гизль, кем был Уильтсир? Эта тетка — его вдова.
— Я знал его лично, — ответил Гизль. — Я был в Берлине, когда он был там послом. Значит, твоя маленькая Сента будет к тому же богата?
Вечером Гизль устроил танцы и заставил всех надеть фантастические костюмы. Он много танцевал с Сентой. Танцуя с ней, он шепнул:
— Не жалеете ли вы, что не встретили меня первого?
Он находил Сенту очаровательной, и поэтическая струнка, сильно в нем развитая, была еще более возбуждена ее романом с Максом. Гизль заставлял Фернанду петь самые сентиментальные и страстные романсы и присоединялся к ней. Получались очень красивые и эффектные дуэты. Сенте он очень нравился.
В этот вечер Гизль был немного навеселе, сам разливал шведский пунш и сказал о себе: «Я выпил порядочно». Выйдя с Сентой на террасу, Гизль сказал ей:
— Я на вашем месте не откладывал бы свадьбы, сахарный вы мой ягненочек.
Хотя его лицо смеялось, голос был очень печален.
— Но ведь мы будем венчаться 22-го, через две недели.
— А вы настаивайте и передвиньте число, — продолжал Гизль, — только никому не говорите, что это посоветовал вам я.
Сента рассмеялась:
— Гизль, не будьте таким смешным и таинственным. Скажите мне почему?
Он покачал головой:
— Не могу, — и прибавил, — если что-нибудь должно случиться, то почему не ускорить этого.
— Ускорить что? — спросил Макс, тоже вышедший на террасу с Фернандой.
Гизль ответил угрюмо:
— Я советую Сенте как можно скорее венчаться.
Макс рассмеялся, шепнул что-то Фернанде и увел Сенту от Гизля. Фернанда пригласила Гизля танцевать.
Нежно прижав к себе Сенту и целуя ее волосы, Макс шепнул ей на ушко:
— Кажется, Гизль сильно пьян.
Сента вздохнула с облегчением:
— Так вот в чем дело. Знаете, что мне говорил Гизль? Он настаивал на том, чтобы мы скорее поженились.
— Он хитрый парень, — сказал небрежно Макс.
Сента воскликнула:
— Как будто что-либо может нас остановить!
— Ничто не может и не должно, — ответил Макс, нежно глядя на нее.
У Сенты вырвался вздох облегчения.
Глава IV
Сильвестр выскочил из авто, влетел в лифт, уронил две книжки, поднял их и наскочил на худенькую, довольно красивую, но неаккуратно одетую леди, сказавшую: «Дарлинг!» Это была его мать. Он был без шляпы, но все-таки низко поклонился ей. Она рассмеялась. Сильвестр взял ее под руку.
— Не уходи, пожалуйста. Вернемся выпить чашку чаю. Мне не мешает что-нибудь поесть, предположим тоаст с маслом, сардинки, безразлично какие, и пару кексов.