Я напился в умат и веселился от души, но вскоре нам нужно было лететь назад в Калгари. Я не снимал форму до тех пор, пока Беаркэт не рявкнул: "Так, а ну-ка все живо сели в автобус!". Я быстро принял душ, переоделся, и мы продолжили пить и гулять в самолёте. В Калгари мы приземлились около четырёх утра. Я был в говно. Я был не просто пьян, но ещё и безумно уставшим. Этот вечер казался мне бесконечным.
Уже тогда существовала традиция, которая сохранилась и по сей день - каждый игрок получает Кубок Стэнли в своё распоряжение ровно на сутки. Обычно все отправляются с ним в свой родной город и устраивают вечеринку для своей семьи, друзей, бывших тренеров и вообще всех жителей города, которые помогли им добраться до НХЛ. Иногда подобные вечеринки получаются особенно буйными. Кубок Стэнли искупали уже далеко не в одном бассейне, да и года не проходит, чтобы кто-нибудь не забыл его в такси.
Я был последним в очереди на кубок, потому что был самым молодым в команде. Помню, когда я забирал его с арены в ноябре 1989-го года, у меня в голове проскочила мысль: "А ведь я так и в Мексику его могу утащить - кто узнает?". Тогда к Кубку Стэнли не были представлены хранители. Это сейчас за ним постоянно ходит представитель Зала Хоккейной Славы. Он как секретный агент, охраняющий президента США, разве что ходит в белых перчатках и таскает Кубок Стэнли.
Ко мне в гости пришли друзья, и мы все фотографировались с кубком. Перед сном я сказал Шэннон: "Сегодня я сплю с Кубком. И никаких возражений". Я лёг с ним в кровать, закинул ногу через него, обнял за "шею", словно большую подушку, и заснул. Я проснулся следующим утром, пробежал пальцами по выгравированным именам на кубке, нашёл своё и подумал: "Круто".
Глава 10. Гол в ворота "Эдмонтона"
В своём дебютном сезоне в НХЛ (1989-90) я набрал 31+35=66 очков. Одним словом, начал неплохо. Помню, в одном матче против "Чикаго" в ноябре я забросил две шайбы и сделал голевую передачу. Их вратарь, Алэн Шеврие, всё ещё злился на меня за минувший плей-офф, а потому стоило мне к нему подъехать, он отпускал в мой адрес какой-нибудь едкий комментарий. Я отвечал ему взаимностью.
В конце второго периода он хотел поставить мне подножку клюшкой, и я упал прямо на него. Он озверел и стал лупить меня "блином". Матч превратился в настоящую войну между нами. Я почти забил ему после классной передачи Ньюи, бросив в открытый левый угол, но Шеврие сел на шпагат и поймал шайбу ловушкой. За семь минут до конца третьего периода "Блекхоукс" вели со счётом 4:3, и я выскочил один-в-ноль.... Я отправил шайбу в сетку и крикнул ему: "Ну что, получил, недомерок?!". Месть удалась на славу.
В том сезоне наша команда провела несколько просто потрясающих матчей. 23-го февраля мы разнесли в пух и прах "Торонто" со счётом 12:2, а в конце сезона выдали серию из шести встреч без поражений, заняли первое место в Дивизионе Смайта, опередив при этом "Эдмонтон" на девять очков, и финишировали вторыми в сводной таблице НХЛ. Всё говорило о том, что нам по силам снова выиграть Кубок Стэнли.
Но в плей-офф ситуация заметно ухудшилась. Мы вылетели в первом раунде, во многом из-за того, что в шестом матче нам несправедливо не засчитали гол. Если бы эту шайбу засчитали, то мы бы не проиграли в овертайме, а там кто знает? Но мы рано вылетели из плей-офф, а в мае уволили Терри Криспа.
Сейчас у Криспи обалденная работа - он комментирует матчи "Нэшвилла". Но тогда у него были проблемы с владельцами "Калгари". Они просили его не выражаться на скамейке запасных, потому что многим болельщикам это не нравилось. Лично мне он нравился. Криспи всегда находил время для своих игроков.
Не хочу оправдываться, но всё-таки в том сезоне я получил травму прямо перед Днём Святого Валентина - растяжение второй степени внутренней боковой связки. Я не успел увернуться от какого-то бугая из "Квебека", и он влетел в меня, как поезд. Сцена была достаточно жуткой. Когда я рухнул на лёд, в голове у меня пронеслось: "Ну, ни фига себе, попал, называется, в НХЛ. И теперь вот так вот до конца моей карьеры будет?". Понятное дело, что я доиграл матч до конца. Я играл в сильнейшей команде мира и просто так сдавать не собирался. В конце третьего периода колено у меня уже прилично побаливало. Я не мог на него опереться, и оно гнулось у меня в обе стороны, но я знал, как заставить себя забыть о боли. Я научился не обращать на неё внимания.
В конце сезона 1990-91 я получил ещё одну достаточно серьёзную травму. Мы играли в Лос-Анджелесе, и я налетел на Тони Гранато. Мы оба были ещё теми сорванцами. Я вообще недолюбливал Гранато, а потому полетел вперёд с намерением нанести ему травму, а в итоге ушибся сам. Мы потом несколько раз общались с ним за пределами площадки, и я могу сказать, что он классный парень, но тогда я ему завидовал.
Он учился в колледже. Его включили в символическую сборную новичков НХЛ, а мою кандидатуру даже не рассматривали, потому что я попал в основу в середине сезоне и, следовательно, очков у меня было не так уж и много. Он постоянно действовал мне на нервы, как правило, отпуская шутки по поводу моего роста. Это меня особенно раздражало, потому что сам он был ненамного выше меня. Он мне скажет: "Карлик ты е**чий", - а я ему отвечу: "Тебя отсюда в мешке для покойников вынесут, м**ила". Стандартный, в общем, обмен любезностями. Надо было мне ему тогда хорошенько п***ы дать на глазах у всех, чтобы не зазнавался.
Как я уже и говорил, на дворе был конец сезона, и мы летели с крупным счётом "Лос-Анджелесу". Тони пошёл в атаку, а я встал у него на пути. Он хотел меня объехать, а решил поймать его на колено и тут - бам! Колено в колено. Я упал, как подкошенный.
Худшего времени для меня и быть не могло - ещё три гола, и я бы добрался до отметки в 50 шайб за сезон. К счастью, после этого матча у нас было четыре полноценных выходных. Я вернулся в Калгари и прошёл физиотерапию. Следующую встречу мы проводили против "Ванкувера". Мне было очень больно, и колено шаталось во все стороны, но... Блин! Ну, три шайбы же всего оставалось забросить!
Я принял участие в утренней тренировке, а потом пошёл к доктору. Я сидел на столе, а он тщательно изучал моё колено. Кость у меня реально, можно сказать, болталось. Больно было п**дец как. А я делал вид, будто всё нормально. "Я себя чувствую абсолютно нормально". Я должен был играть. Я должен был забросить 50 шайб. Врач сказал мне сесть на корточки и походить так по его офису. При каждом шаге у меня было чувство, словно мне ногу ножом режут. Он следил за выражением моего лица, поэтому я не выдавал никаких эмоций. Я пожал плечами, запрыгнул обратно на стол и сказал: "Всё в порядке, док".
Он смотрел на меня где-то минуту и никак не мог понять, почему я не чувствую того, что у меня в колене порваны связки. А я смотрел на него и улыбался, как ни в чём не бывало.
"Хорошо, - сказал он. - Вроде, всё в порядке. Посмотрим, как у тебя пойдут дела на раскатке. Беаркэт замотает тебе колено". На раскатке они с Беаркэтом стояли у бортика и не спускали с меня глаз. Заходя на вираж, я споткнулся, и колено у меня окончательно разъехалось. У меня одна кость ударилась об другую, как в мячик в настольном теннисе. Я упал. Беаркэт открыл калитку и тут же прибежал ко мне - "Что случилось?". Я поднялся на ноги и сказал: "Да ничего страшного, просто споткнулся".
Об этом инциденте сообщили Райзеру, который тогда был генеральным менеджером "Калгари", и он вызвал меня к себе в офис. Врач сказал ему, что от такой травмы я буду восстанавливаться полтора месяца. Поскольку я был лучшим снайпером нашей команды, Райзер решил дать мне передохнуть, чтобы я был полностью готов к первому раунду плей-офф. "Тео, - сказал он. - Забудь ты про эти 50 шайб. Главное, чтобы ты не 50 шайб забросил, а чтобы ты к плей-офф был готов".