В предыдущем сезоне все энхаэловцы играли без коллективного соглашения об условиях труда. Руководство лиги пыталось внедрить потолок зарплат, на что мы ответили категорическим отказом, в результате чего коммиссар НХЛ Гэри Беттмэн устроил локаут. Это, конечно, было обидно, но вовсе не катастрофически.
После обмена Гилмора "Флеймс" выдали несколько провальных сезонов подряд - выиграв Кубок Стэнли в 1989-м году, мы так с тех пор и не могли пройти дальше первого раунда плей-офф, по поводу чего в команде началась настоящая параноя. Все старались избежать очередного провального обмена, а потому на драфте мы также выступали достаточно слабо.
Когда начался локаут, я сказал своему агенту, Дону Бэйзли, чтобы он подыскал мне команду. Я бухал каждый день и медленно сходил с ума от безделья. Он предложил мне отправиться в Финляндию - в "Таппара". Это была очень странная лига. У нас на форме были изображены какие-то уё*ищные курицы. Финны ко мне хорошо относились, и я узнал много нового о европейском хоккее, что мне потом здорово помогло в матчах за сборную. Но, блин... почему курицы-то, я никак не могу понять?!
Незадолго до отъезда в Финляндию я подошёл к Питу и сказал: "Проводи как можно больше времени с Вероникой. Будь её другом. Она для меня много значит". В Финляндии я очень по ней скучал и на протяжении первой недели звонил ей чуть ли не каждый день. В итоге я сказал ей, чтобы она бросала свою работу и ехала в Европу. Я ей тогда сказал: "Я знаю, что ты обожаешь свою работу. Но ты только подумай - ты помощник исполнительного директора. Ты всегда успеешь стать помощником исполнительного директора. Но найдёшь ли ты ещё когда-либо человека, который так много бы для тебя значил и кого бы так сильно любила? Очень в этом сомневаюсь".
Эта финская команда тысячу лет не могла ни у кого выиграть. И в своём первом же матче за них мне удалось забросить победную шайбу в овертайме. На меня нахлынули те же самые чувства, что и после шайбы в ворота "Эдмонтона" в 91-м - я даже точно также упал на коленях и кружился вокруг собственной оси до тех пор, пока мои партнёры не устроили кучу-малу. Болельщики на трибунах сходили с ума. Мы с Вероникой посылали всем открытки из Финляндии. На них были изображены мы - Вероника сидела у меня на коленях, а я был одет в эту уёб**щную форму с курицей на груди. Финны меня обожали, и жизнь была прекрасна.
Но всю эту идиллию разрушил один телефонный звонок.
Глава 14. Оксюморон
После рождественнских праздников я отыграл в Финляндии ещё один месяц, после чего ситуация с локаутом урегулировалась. В итоге в тот сезон НХЛ сократили до 48 игр. Мне позвонил Грэхем Джеймс. После того как "Муз Джо Уорриорс" уволили его в 1985-м году, он отправился в Виннипег, где тренировал команду класса Tier II. Затем он стал главным тренером "Свифт Каррент Бронкоус". Оба раза вместе с ним команду менял и Шелдон Кеннеди.
Насколько я понимаю, после того, как Шелдон ушёл из "Свифт Каррента" в 1989-м, Грэхем потерял голову. У него всё пошло на перекосяк. Его поведении стало более неприкрытым, и количество мальчиков, к которым он подкатывал, также заметно возросло. Один из игроков "Бронкоус" (он, кстати, потом вместе с Шелдоном подал в суд на Грэхема) ударил его по носу прямо во время матча. В 1994-м году Грэхема Джеймса уволили из "Свифт Каррента", сказав на дорогу: "Когда будешь уходить, смотри яйца себе дверью не прищеми".
Как бы то ни было, Грэхем был прекрасно осведомлён о моём финансовом благосостоянии. Когда мне было 16 лет, Лен Пелц, который был мне фактически вторым отцом, написал письмо известному виннипегскому адвокату, ставшему затем хоккейным агентом, Дону Бэйзли, с просьбой о том, чтобы он помог мне советом. Лен очень умный и обстоятельный человек. Я почти никогда не встречал таких умных людей. Если вы попробуете сыграть с ним в "Trivial Pursuit" (настольная игра, где игроки отвечают на вопросы касательно общеизвестных фактов и популярной культуры, прим. АО), вам даже ход не удастся сделать.
В общем, Дон ответил Лену, а год моего драфта приступил к работе. Дон всегда был крайне изобретательным в плане контрактов. У меня ни разу не было конфликта на этой почве, пока я работал с ним. Он был категорически против того, чтобы я спорил насчёт условий своего контракта. Дон настаивал на том, что свой контракт надо уважать - сначала отыграй его до конца, а потом можешь заключать новый.
Мой первый контракт с "Калгари" был рассчитан на три года (с 1988-го по 1991-й), и по его условиям я получал $90 000 за первый сезон и $125 000 за второй и ещё столько же за третий. Кроме этого, мне полагались $65 000 в качества бонуса за подписание контракта и ещё $110 000 за количество матчей проведённых в первом сезоне.
В свой последний сезон на юниорском уровне (1987/88) я играл за "Муз Джо" до тех пор, пока команда не вылетела из плей-офф. "Уорриорс" обменяли меня в "Мэдисэн Хэт", которые в том году выиграли Мемориальный Кубок, но "Флеймс" сказали мне, чтобы как только у меня заканчивался сезон в "Муз Джо", я собирал вещи и ехал в Солт-Лейк Сити. Такой вариант нравился был мне по душе - оставаться в WHL я не хотел. Я хотел как можно быстрее попасть в НХЛ, а потому заключил свой первый профессиональный контракт сразу после победы на МЧМ.
Я отправился в "Солт-Лейк", сыграл два матча и набрал семь очков. По условиям своего контракта, я мог сыграть за эту команду лишь 10 матчей, включая плей-офф. Если бы я сыграл больше, то сезон 1987/88 мне бы зачли как полноценный год по контракту. В плей-офф я провёл ещё восемь встреч и набрал 7+5. Мы выиграли Кубок Тёрнера - трофей, который вручался победителю лиги.
На третий год по своему контракту я забросил 50 шайб, тем самым значительно подняв свою ценность. Но до больших денег дело ещё не дошло - свой второй контракт я заключил на четыре года, на сумму $325 000 в среднем за сезон. Впрочем, через два года я мог изменить условия сделки. Я так сделал и подписал свой первый большой контракт.
Дон Бэйзли выторговал мне пятилетний контракт на 12,4 миллиона в американских долларах (это 18 миллионов в канадских). Чтобы подписать этот контракт, мне пришлось пропустить тренировочный лагерь. На тот момент я был одним из лучших хоккеистов в мире. "Флеймс" были жмотами, но они прекрасно понимали, что без меня сезон для них обречён на провал.
Я хотел не только денег. Я хотел грызть зубами лёд и выжимать из себя максимум в каждом матче. Я обожал Калгари. Мне там всегда очень нравилось. Именно поэтому я теперь снова там и живу. "Флеймс" дали мне путёвку в жизнь, и поэтому я был предельно предан им, несмотря ни на что. Давайте будем откровенны друг с другом - если бы я не был бы таким классным хоккеистом, остались ли бы "Флеймс" в Калгари?
После того, как я подписал свой второй конракт, у меня появилось столько денег, что я даже не знал, что мне с ними делать. Я купил дом для Шэннон и Джоша и помогал своим родителям. Том и Дебра Мауро (мои друзья и владельцы компании "Алби Хоумс") познакомили меня с советником по финансовым вопросам Дэйвом Стинтоном, и он здорово мне помог. Дэйв посоветовал мне куда-нибудь вложить деньги - это обеспечило бы мне доход в будущем. Я доверял Дэйву, потому у меня никогда в жизни не было денег, и я не знал, что с ними делать. Я был рад подвернувшейся "возможности".
И теперь самое время вернуться к разговору по телефону с Грэхемом. "Как ты относишься к тому, чтобы создать команду WHL в Калгари?", - спросил он.
До этого Калгари уже дважды пытался заполучить команду WHL - в 1966-м году город нацелился на "Сентенниалс", а в 1977-м на "Уэренглерс". Однако если у города была команда НХЛ, ему было накладно содержать ещё и команду WHL. Поэтому через 10 лет "Уэренглерс" переехали в Летбридж и стали "Харрикейнс".
Я не послал его на три буквы, и долго не мог понять почему. Думаю, мне тогда казалось, что я должен делать так, как мне велит Грэхем, иначе мне не жить. Когда я писал эту книгу, мне это очень доходчиво объяснил психолог Робин Ризал. Он привёл в качестве примера каннибализм. Он сказал, что все люди считают это неприемлимым, однако мы все наслышаны об авиакатастрофах вдали от цивилизации, где грань между добром и злом стиралась, уступая место выживанию. Подверженным сексуальному насилию крайне непросто понять, что выжить можно даже в том случае, если пойти наперекор своему насильнику. Теперь мне об этом известно. Жаль, что я тогда об этом не знал.