Домой мы вернулись около пяти утра пьяными в жопу. Вероника аж побагровела от ярости. Администратор отеля разрывал нам телефон и говорил либо угомониться, либо съезжать. А я просто забрался на кровать, накрылся одеялом и вырубился. Вероника же позвонила Чаку, разбудила его и сказала: "Чак, ты оху**шь от того, что тут твой дружок вытворил. Немедленно иди и разберись с ним!".
Чак вылез из кровати и сказал Элейн: "Ну ничего себе! По ходу, свершилось!".
Он пришёл к нам в номер и увидел, что я в отключке. Я всего лишь дремал, а потому слышал всё, о чём они говорили. Вероника орала: "Эта скотина мне изменила!". Чак пытался её успокоить: "Вёрн, ну зачем ты так говоришь? У тебя ведь нет никаких доказательств". Она ответила: "Он пришёл, набрызгался одеколоном и завалился спать. Я уверена, что он мне изменяет". Чак сказал: "Вёрн, я всё понимаю. Но он же с твоим братом всё время был, в конце-то концов! При нём-то он не будет тебе изменять!". "Нет, он мне изменяет, я чувствую!".
Я знал, что Чак был невероятным гомофобом. Поэтому, я чуть не умер, когда она ему сказала: "Чак, ты понюхуй его. От него же разит сексом!". Он ей ответил: "Вёрн, ты мне, как сестра. Я для тебя готов пойти почти на всё, но нюхать его член я не собираюсь". Ну, это был уже перебор. Я заржал так, что подо мной кровать затряслась. Вероника взбесилась не на шутку. Она собрала чемоданы и поехала в аэропорт. Вот такая вот годовщина свадьбы.
Чак и Элейн вылетали домой утром, поэтому они бегали по всему аэропорту в поисках Вероники, но так и не нашли её. Чак рассказывал, что он всю дорогу не находил себе места, а Элейн говорила: "Чак, да пока мы долетим до Калгари, они уже сто раз помирится". Он так не считал. Он был уверен, что между мной и Вероникой всё кончено.
Долетев до Калгари, они позвонили мне на мобильник и сказали, что так и не нашли Веронику. Мы тогда как раз возвращались на лимузине из ресторана в отель. "Господи, Чак, да нет её дома, она тут со мной! Мы только что поужинали в шикарнейшем ресторане, я подарил ей классный браслет, от которого она в восторге!". Чуть позже Чак мне сказал, что после этой истории он перестал волноваться за меня, потому что мне самому было наплевать на себя.
Мне кажется, у руководства "Флэймс" было больше всего шансов приструнить меня. Если бы меня заставляли сдавать анализ на мочу раз в неделю, когда мне было 23-24, то все мои проблемы были бы пресечены на корню.
В 1999-м году после матча с "Сан-Хосе" я пошёл бухать с парой одноклубников. Мы отправились в наш любимый бар. Я нарубился в дрова, как и всегда, и подумал: "Бл*, хочу кокса". Кокаин меня трезвил. Я разговорился с каким-то парнем: "Слушай, а где бы мне тут дури намутить?". Он ответил: "Без проблем. Я могу позвонить кое-кому". Есть!
Через 20 минут у меня уже был кокаин. Из уважения к своим друзьям и партнёрам по команде, я никогда не употреблял у них на глазах ничего сильнее травки. Поэтому когда парни пошли обратно в отель, я зашёл в туалет, ткнул ключом в кокс и нюхнул.
Бац! Накрыло меня капитально. Будто кирпичом по голове получил. Это было около двух ночи. Я отправился кутить дальше со своим новым другом. Мы нюхали и курили траву, а когда я посмотрел на часы, было уже семь утра. Вот это пизд**. Я позвонил Эндрю Кэсселсу, с которым тогда делил номер, попросил его собрать мои вещи и вынести их в фойе отеля, чтобы я не опоздал на автобус. Я примчался на такси уже тогда, когда в автобус заходил последний человек.
Мы сели в самолёт, а у меня всё тело онемело. Пару часов спустя, я вёз Кэсса домой на машине и почувствовал себя как-то совсем фигово. Что-то было не так. Я подкинул его домой и приехал к себе. Чуть позже я сидел на полу и играл с Бо, как вдруг неожиданно вскочил и начал ходить из стороны в сторону.
Я думал: "Что ж, наконец-то я добился того, о чём давно мечтал. Сейчас я умру". Сердце у меня билось с бешеной силой, и с каждой секундой мне становилось только страшнее, от чего сердце билось ещё сильнее. В итоге я попросил Веронику: "Будь любезна, вызови скорую. По-моему, у меня сейчас сердце лопнет". Она чуть с ума не сошла и решила, что мне кто-то что-то подсыпал в стакан. Она понятия не имела, что я употребляю кокаин. Даже не догадывалась. Но поскольку я был уверен, что вот-вот умру, я рассказал ей, будто на смертном одре, что употребляю наркотики. Вероника была в шоке.
Пару минут спустя приехала скорая. У профессиональных спортсменов замедленный ритм сердца. Так что обычно сердце у меня билось раз 50 в минуту, а при нагрузках эта цифра могла вырости, наверное, до 150. Тогда же прибор показал 190. Это нехорошо. Если сердце учащённо бьётся пару минут - это нормально. Но если это затянется, то будут проблемы. Врачи сказали: "Через некоторое время ещё раз померяйте давление". И ушли.
Я был уверен, что умру. Я не спал почти два дня, отыграл хоккейный матч, почти не пил воду (так что организм у меня был обезвожен), зато выпил до фига бухла и накачался до предела, как я думал, кокаином. У меня началась самая настоящая паника на почве наркотиков. Я даже на секунду присесть не мог. Чем больше я думал о смерти, тем быстрее билось моё сердце.
Через пять минут я не выдержал. Я набрал 911 и сказал: "Мне нужна скорая. Немедленно!". На этот раз меня вкололи транквилизатор ативан (это что-то вроде валиума), и я успокоился. Врач спросил меня, что я употреблял. Я ответил, что я был на вечеринке и нюхнул немного кокаина. Он сказал: "Это был не кокаин. Это был кристалический метамфетамин". Приехали. Отлично.
Не хочу сказать, что кокаин полезен для здоровья, но кристалический метамфетамин - это уже совсем плохо. Его ингридиенты каждый может найти у себя под раковиной - пятновыводитель, жидкость из батареек, иодин, расщепитель краски, щёлочь, ацетон и керосин. Короче, я торкнулся жидкостью для снятия лака нах**.
Нам тогда как раз полагались четыря дня выходных. Всё это время я спал. Причём первые 24 часа вообще беспробудно. И знаете, что я вам скажу? После этого случая я изменился. С тех пор у меня начались периодические приступы паники. Теперь после курсов я с ними уже лучше справляюсь, знаю пару методов. Думаю, это был божий знак. Мне как бы сказали: "Знаешь что, старик? Ты больше не неуязвимый".
Ну, а чтобы мне жизнь совсем мёдом не казалась, чуть раньше в том же сезоне Брайан МакКейб из "Ванкувера" мне ещё сзади по правому уху врезал. Я встал на пятаке, и он зацепил меня клюшкой. После пары матчей мне стало совсем нехорошо. У меня были головокружения и много всякой прочей ебе*и, но я никому не говорил об этом. Я должен был держать рот на замке. Вы вообще представляете, как бы выглядили без меня "Флэймс" в то время?
Даже когда я перешёл в "Рейнджерс", мне было не по себе. Например, мне было нехорошо при ярком освещении.
Это здорово сказывалось на моей жизни. Из-за перевозбуждения я не мог заснуть. Я лежал на кровати, смотрел на потолок и думал: "Ну всё. Сейчас умру. Лучше бы уж скорее, чем позже". Я был одержим темой смерти. Наркотики меня расслабляли.
Глава 22. Нагано
Олимпиада 1998-го года стала первой, на которую допустили игроков из НХЛ. Канада не выигрывала золота с 1952-го года, поэтому все думали, что мы соберём "дрим-тим" и вынесем всех в одну калитку. Состав должны были объявить по национальному телевидению 29-го ноября 1997-го года. Ажиотаж вокруг этого был такой, будь речь шла о вручении Оскара. По всей стране все энхаэловцы были на грани нервного срыва. Ну, почти все. Патрик Руа, Гретц и, может, Эрик Линдрос спокойно спали по ночам.
В тот день, когда должны были объявить состав, "Калгари" играл с "Анахаймом", поэтому мне надо было ехать на каток. Но я, как и вся моя семья, сидел у себя дома на озере МакКензи и не мог оторваться от телевизора. Ко мне приехали мама с папой, Джош, Вероника и Бо. Большой семейный сбор. У меня в гостиной также сидели как пишущие, так и тележурналисты. За меня болел весь город.