Против Джо я всегда играл лучше чем обычно. Мне никак не давал покоя тот факт, что в нашем последнем сезоне в WHL мы с ним разделили первое место в споре бомбардиров, но его выбрали в первом раунде, а меня лишь в восьмом. Против него я всегда играл жёстко и старался запугать его "силовухой".
В каждом матче я разукрашивал его тело синяками и шишками, и только потом отпускал его домой. Все называли его Кларком Кентом (альтер-эго Супермэна, прим. АО), потому что в обычной жизни он был задротом. Но стоило ему войти в раздевалку "Колорадо" и надеть сетку "Эвеланш", как он тут же превращался в Супер Джо.
Я обожал играть с Супер Джо, потому что на него всегда можно было положиться, но мы были абсолютно разными людьми. Я постоянно журил его, когда он не видавал ни одной эмоции после классного игрового эпизода. 24-го апреля в первом матче первого раунда против "Сан-Хосе" я отдал Джо свой лучший пас в карьере.
Джо принял передачу и послал шайбу в верхний угол, и мы повели 1:0. Он просто прокатился за воротами, будто ничего и не произошло. Я же сходил с ума во многом из-за того, что болельщики "Сан-Хосе" постоянно действовали мне на нервы.
Я стиснул его в объятьях и стал колотить его по спине: "Ни ху* ж себе! Вот это голешник!". Он же всего лишь пожал плечами. Я спросил его: "Бл*, Джо, да что с тобой такое?". А он ответил: "Я никогда не радуюсь. Такой уж я человек". "Да я знаю, - сказал я. - Но это был оху**ный гол!". Он сказал: "Да уж".
Адам Дедмарш был хорошим игроком, "Колорадо" его выбрал в первом раунде на драфте 1993-го года, когда команда ещё играла в Квебеке. Его проблема заключалась лишь в бесконечных травмах. Своё первое сотрясение мозга он заработал в ноябре 2000-го года, подравшись с Эдом Джовановски из "Ванкувера".
Затем в декабре 2002-го года он получил второе в матче против "Финикса", когда случайно въехал в колено своего партнёра по команде Крэйга Джонсона. На следующий День Памяти, когда он уже почти восстановился от травмы, но по-прежнему находился на больничном, Адам въехал спиной в другого партнёра - Йозефа Штумпеля - во время упражнения на точность броска. Это здорово сказалось на равновесии Дедмарша.
В хоккее способность удерживать равновесие играет огромную роль. Вы только вдумайтесь. Вам надо устоять на коньке метров по пять за каждый толчок на скорости 30 м/ч, маневрируя с куском спрессованной резины диаметров в семь сантиметров, удерживая его полутораметровой палкой. Он лечился и во время локаута в сезоне 2004-05, но так больше и не вернулся на лёд. Свой последний матч в НХЛ он провёл в возрасте всего 27 лет.
Номер со мной делил Милан Хейдук. Он был новичком лиги из Чехии и практически не говорил по-английски. Милан был необычайно техничен и талантлив. В сезоне 2002-03 он выиграл Рокет Ришар Трофи, став лучшим снайпером НХЛ с 50 шайбами. Потрясающий парень.
Как-то мы были в Далласе во время в плей-офф, и вот вечером накануне игры мы просто сидели в номере и смотрели телек, как вдруг зазвонил телефон. Я снял трубку. На проводе была девушка, которая, глотая слова, сказала мне следующее: "Тео, я твоя самая большая поклонница. Я выслала тебе свои трусики и сплю с твоим плакатом... Я не могу. Я должна подняться к тебе в номер... бип-бип-бип-бип...". Типичный случай. Думаю, большинство энхаэловцев это подтвердят.
Она зашла в номер, и она была сногшибательна. Рыженькая. Красавица да ещё и с фигурой. Она тут же принялась раздеваться, но не так, как это делают профессиональные стриптизёрши. Более того, она была выпимши, так что её даже немного пошатывало.
Милан лежал на кровати с широко раскрытыми глазами и нижней губой на уровне подбородка. Он посмотрел на меня, потом на неё, потом на меня, потом на неё, и я заржал так, что чуть не обоссался. "Вы с ней знакомы?" - спросил он. "Нет", - ответил я. "Вы не знакомы?" Неа. "Вы не знакомы?" Нет. "Вы не знакомы?" Да не знаю я её, Милан!
Когда она разделась донага, и я, наконец, понял, что она была в полное говно, я попытался её остановить. "Послушайте, девушка, - сказал я. - Вам следует уйти". Он взбесилась не на шутку и стала бить меня своей сумочкой. "Ах ты ублюдок еб**ий! Г**дон конченый!". Я собрал её вещи, открыл дверь и вышвырнул их в коридор. Когда же она выбежала за ними, я захлопнул дверь. Щёлк.
Милан выглядел так, будто его сковородкой по башке огрели. "Что это было?" - спросил он. А я всё ещё смеялся. "Понятия не имею".
Крис Друри был потрясающим парнем и чумовым игроком. Чем важнее матч, тем лучше он играл, даже тогда, когда был новичком. Если нам позарез нужен был гол, Крис всегда каким-то чудом его забивал. Он бился до последнего. Такие парни - редкость.
Адам Фут был огромным и жёстким защитником. Против таких тяжело играть. Более того, против этого козла вообще было невозможно играть, потому что он постоянно отпускал всевозможные комментарии. Когда я играл за "Калгари", я выходил против Фута в каждой смене.
Стоило мне попытаться его запугать и сказать что-нибудь вроде - "Я тебе сейчас глаз нах** вырежу" - он тут же отвечал чем-нибудь подобным. Он один из немногих игроков среди известных мне, которые готовы сделать для победы столько же, сколько и я. Когда мы, наконец, оказались в одной команде, мы постоянно вспоминали былое, смеялись и в шутку били друг друга клюшками. У нас было взаимоуважение.
Что касается Патрика Руа, то я всегда находил ключи к его воротам, когда играл против него. Каждый раз ему забивал. Но он был боец до мозга костей. Он ненавидел поражения. Он был королём "Колорадо". Мы всегда вместе в гольф играли - Пэдди, Клод Лемье и я. Иногда по утрам Патрик смотрел в окно, видел, что на улице свежо и солнечно, шёл в офис к Бобу Хартли и говорил ему: "Сегодня тренировка отменяется. Увидимся!". После этого он звонил мне: "Так, Ти-йо, поехали в гольф поиграем".
Играть в такой команде - это всё равно что оргазм всем телом испытывать. В "Калгари" такого состава не было с чемпионского 1989-го года. Я не мог дождаться своей первой игры с этими парнями. "Колорадо" приобрело меня, что я заставил их играть ещё лучше, и я знал, что мне это по силам.
За 11 лет в "Калгари" я пропустил всего семь матчей, но в первой же игре за "Колорадо" 1-го марта 1999-го года я получил травму. Это случилось в третьем периоде матча с "Ойлерс", вскоре после того как я забил. Я находился за воротами и попал коньком в трещину, а тут в меня ещё и въехали. Моё колено полетело в одну сторону, а я - в другую. Я доиграл матч до конца, но понимал, что мне пиз**ц. Мне было больно и обидно до слёз.
Тем же вечером мы пошли с Чаком в бар, и я там встретил девушку, которую видел в последний раз, когда приезжал с "Калгари". Она спросила меня: "Привет! Грибов не хочешь?". "Хочу!" - сказал я. "Отлично". Я съел парочку и где-то через час меня накрыло. Мне было всё по кайфу, я поставил реальность на паузу.
Чак рассердился, что я опять изменяю Веронике и ушёл. Я вернулся в отель, включил телек, а там показывали самые интересные моменты матча "Калгари". Я смотрел их где-то минуту, а потом не выдержал и заплакал. Я рыдал в прямом смысле этого слова. У меня было такое чувство, будто у меня близкий человек умер. Я позвонил Чаку, и он пришёл ко мне в номер.
Он был настоящим другом, а потому ему было безумно жаль меня. Мы стали говорить о том, что мне пора начать вести себя как подобает мужу и отцу. Чак - сильно верующий человек, а потому он сказал: "Думаю, нам стоит об этом помолиться". Поскольку у меня большое самомнение, мне было трудно на это пойти, но я знал, что это было правильно, поэтому мы так и поступили. Я был истощён эмоционально, и мы разговаривали до рассвета. Маленькими шажочками я возвращался к Богу.
Утром я пошёл к врачу, и он сказал мне, что я пропущу пару недель. Команда отправлялась на выезд, и я поехал с ними, чтобы поближе познакомиться с партнёрами. Они мне все нравились.
Это были опытные игроки. С мотивацией у них был полный порядок. Напротив, мы все понимали, что мы бьёмся за Кубок Стэнли, и все понимали, что для этого нужно сделать.