В итоге он согласился стать моим спонсором. На следующий день мы встретились в клинике и вместе засели за "Большую Книгу Анонимных Алкоголиков". Мы не расставались ни на минуту и всегда ходили на одни и те же собрания.
У меня был терапевт, которая пыталась помочь мне разговорами тет-а-тет. Я рассказал ей о том, как со мной обращался Грэхем, и стоило ей затронуть эту тему, как я в буквальном смысле терял сознание. Ей на полном серьёзе приходилось тормошить меня, чтобы привести в чувство.
Поэтому меня записали в группу. Это открыло мне глаза на то, какой п**дец люди могут вытворять друг с другом. Там были люди, пережившие сущий ужас, и единственный способ, который помогал им забыть об этом и продолжать жить - это забыться либо с помощью экстази, либо героина, либо секса.
Тогда я впервые стал бороться со своими страхами в открытую - в той группе я мог спокойно обо всём говорить. Там были такие еб**утые случаи, что мой на их фоне и выглядел-то не столь ужасно.
После 30 дней в Нью-Мексико, мне надо было вернуться в Уэстсайд на две недели, чтобы завершить свой курс лечения. Но я с удивлением обнаружил, что успел за это время прикипеть к Санта Фе - я полюбил пустыню. Мы как-то заехали с Джимом в городок Лас Кампанас. Там всё было чудесно - два гольф-клуба, площадки для верховой езды, спа... В общем, будто бы в раю очутился.
Я вышел из машины и встал на обочине, ощущая такое умиротворение, которое в последний раз испытывал ещё во время службы в церкви Сейнт-Джона у Отца Пола. Холмы были покрыты кактусами и шалфеем сине-фиолетового цвета. Но особенно мне по душе пришёлся свет. Надо мной расстилался огромный небосвод, утопавший вдалеке за линией горизонта, а облака были похожи на огромные мешки, набитые перьями.
Помню, я набрал полную грудь холодного горного воздуха, и вдруг меня в голове что-то щёлкнуло. Я сказал самому себе: "Надо сюда переехать. Здесь так спокойно, так хорошо. Курс лечения идёт тебе на пользу. Что тебя ждёт дальше, если ты отсюда уедешь?".
Я спросил Джей-Джея: "У тебя среди знакомых нет агента по недвижимости?". А он мне: "Да, у меня сестра жены этим занимается". Я позвонил Веронике, и она прилетела на следующий день. Мы подыскали себе дом. Он стоил где-то $1 200 000. Дом был что надо!
Он был кирпичным, со встроенной в стены системой отопления и гостиной площадью в 56 квадратных метров. Сказка, а не дом.
С крыльца там открывался вид на горы Сангре де Кристо. Ко всему этому прилагалось два акра земли, которые граничили с гольф-клубом "Санрайз", где расстояние от входа до самой дальней лунки было 7,626 ярдов (6,973км - прим. АО).
Я позвонил Дону Бэйзли и сообщил: "Я переезжаю в Санта Фе!". Он переспросил: "С какого это рожна?". Я ответил: "Мне здесь уютно, и у меня тут есть опекун". Я чувствовал себя превосходно и был решительно настроен хорошенько подготовиться к следующему сезону, обживаясь на новом месте.
Большую часть населения города составляли пенсионеры, так что я был, наверное, моложе всех в гольф-клубе лет так на 30. Там я познакомился с обалденным парнем, которого звали Клод. Он работал в страховой компании. Мы крепко сдружились и постоянно вместе играли в гольф. У меня был отменный распорядок дня.
Утром я вставал, занимался в зале, обедал, а потом за мной заезжал Клод, и мы ехали играть в гольф. Потом я где-нибудь перекусывал и ехал на своё собрание. Идеальная жизнь.
Вероника прожила со мной в Санта Фе две недели, но так и не смогла к этому привыкнуть. Мы жили посреди пустыни. Без друзей, без семьи - совсем одни. Я думал, мы сможем как-то забыть наши проблемы, если уедем с детьми подальше от её родителей. Но у нас в прошлом было слишком много проблем. Она мне сказала: "Я возвращаюсь в Сикамус". А я ей ответил:
"Ну а я остаюсь тут". Я шёл на поправку, а она привыкла к хаосу.
У меня была ещё одна мотивация для скорейшего выздоровления - Олимпиада. Мне хотелось стать частью команды, которая представляла бы Канаду на играх в Солт-Лейк Сити. Мы провалились в Нагано, и мне хотелось заполучить ещё один шанс. Учитывая последние события в моей жизни, мне надо было хорошенько поднапрячься, чтобы пройти в состав.
Как-то утром я сидел у себя на кухне на огромной гранитной стойке, как вдруг зазвонил телефон. Я снял трубку: "Алло?".
- Привет, Тео. Это Уэйн.
- Какой ещё Уэйн?
- Уэйн Гретцки.
- Ого! Здорово, старик! Как сам?
- Да неплохо. Ты же знаешь, что я собираю команду на Олимпиаду 2002-го года. Насколько я понимаю, ты с пользой провёл это лето. Мне кажется, тебе стоит приехать на сборы в Калгари.
- Да ну? Ты хочешь, чтобы я туда приехал?
- Именно так. Нам кажется, что ты сыграешь не последнюю роль в нашей команде на предстоящей Олимпиаде.
- Ни х*я ж себе.
Нет, ну а что мне ещё оставалось сказать?
Глава 30. Непьющий алкаш
Этот телефонный звонок много для меня значил. После того, как меня выдернули посреди сезона и заставили проходить курс лечения, я испытывал определённое чувство стыда. И вдруг мне звонит человек, которого я искренне уважаю, и говорит: "Слушай, в тебя ещё многие верят. Многие по-прежнему желают тебе добра и всяческих успехов".
Я был в обалденной форме, можете мне поверить. Накачался будь-здоров! Мой вес упал до 70кг, но при этом лишь 6% моей массы составлял жир. Когда я приехал на 4-дневные сборы в Калгари 4-го сентября 2001-го года, люди глазам своим не могли поверить. Эл МакКиннес, Джо Ньюиндайк и многие другие смотрели на меня в недоумении: "Ни х*я ж себе! Что это с тобой случилось?". А я им отвечал: "Просто я взял себя в руки".
По крайней мере, так мне тогда казалось.
Я не играл с 26-го февраля, когда вышел на лёд "Мэдисон Сквер Гарден" в составе "Рейнджерс" против "Оттавы", так что носился, как угорелый. К тому же, во время этих сборов меня поставили в одну тройку с Эриком Линдросом. Слэтц тогда буквально на днях обменял его из "Филадельфии" на несколько классных проспектов - Яна Главача, Кима Джонссона и Павла Брендла.
Линдрос был выше меня на голову и тяжелее килограмм так на 45. В 486 матчах он набрал 659 очков. То есть в среднем за игру он набирал по 1,35 очка - он был пятым по этому показателю за всю историю НХЛ после Марио Лемье, Уэйна Гретцки, Майка Босси и Яромира Ягра. Слэтц хотел выиграть Кубок Стэнли.
Последний раз Линдрос выходил на лёд в 2000-м году во время плей-офф. Он отыграл за "Флаерс" восемь сезонов, вывел их в финальную серию 1997-го года, но стоило ему отказался подписывать с ними новый контракт, как его тут же окрестили подонком, нормально? Мне кажется, в Филли его просто недолюбливали.
По-моему, Бобби Кларк невзлюбил его с первого взгляда, а потом у него ещё эта череда сотрясений началась. Я лично с ним знаком и могу вас заверить, что он потрясающий человек.
Руководство НХЛ и профсоюз игроков разрешили мне играть аккурат в первый день сборов - я из-за нервов все ногти себе поискусал. Несмотря на то, что я больше ничего не употреблял, занимался в зале и ходил на собрания, я всё равно был самым настоящим алкашом хоть и непьющим. Нельзя же свой 14-летний уклад жизнь взять и изменить за одно лето.
После непродолжительных сборов в Калгари со сборной Канады, я отправился в Нью-Йорк на сборы с "Рейнджерс". Жить мы должны были в отеле "Марриотт", который располагался рядом с Всемирным Торговым Центром, то есть в паре шагов от Башен Близнецов. 11-го сентября мы должны были сдавать анализы на "Мэдисон Сквер Гарден". На следующий же день уже стартовал тренировочный лагерь, который был открыт для зрителей.
Мы же вообще никогда не тренировались на "Гардене", но тут Слэтц хотел нас завести перед сезоном. Он был весьма доволен тогда моей формой. Я хотел здорово отыграть и за "Рейнджерс", а в феврале ещё и за сборную Канады сыграть, так пахать надо было будь-здоров.