Нельзя голодного мужика дразнить. А она дразнила, одним видом. Взглядом перепуганным, как часто дышала. И спорила, блядь, пыталась спорить со мной. Просила, взрывалась.
– Повтори, - приказываю, разводя стройные ноги шире. – Ну же, Ника. Что ты там говорила об Адаме?
– Он не мой сын, не мой родственник, - шепчет, губы едва шевелятся. Но девчонка поднимает бегающий взгляд. Будто гладит ревнивого монстра внутри, заставляя подождать с нападением. – Адам, по сути, никто мне.
– Но ты за ним присматриваешь?
– Да, присматриваю. Его родители… В общем, не самые ответственные и хорошие люди. Никто Адамом не занимается, а ему нужно внимание. У него проблемы с развитием, а правильного ухода нет.
– И ты стала матерью Терезой? С хера ли?
– Адама успокаивают шахматы, ты же видел. Вообще, таких детей часто успокаивают повторяющиеся действия. Есть даже специальные игрушки. У него не запущенный случай, просто… Такой. И я помогаю, как могу.
– Просто так?
– Просто так, - девушка кивает, на секунду прикрывая глаза. – Я знаю, что так нельзя. Адам привязывается, а я должна была уехать. Если бы не он, ты бы меня не словил. Я бы переехала раньше. Но всё было тихо и позволила себе… Задержаться ради ребенка.
– И что, это стоило того?
– Ты же видел его истерику. Тереза – она присматривает за ним, вроде как няня. Но она не умеет или не хочет вести себя правильно. Никому нет дела до Адама. Его родители… Я повторяюсь, да?
– Да.
Рявкаю, и Ника замолкает. Сжимает пальцы в замок, медленно дышит. Снова опускает свой взгляд ниже, пока поглаживаю её бедра. Охренеть расклад. Необычный. Совсем не то, что ожидал.
Не ребенок девчонки.
Не родила непонятно от кого.
Может, не соврала, реально никого не было. И это тешит эго, успокаивает. Умная пташка, знала, что будет хреново. И так ей грозят непростые временя, а с изменой…
Похрен, что не в отношениях. Я решил, что она моя. Поставил воображаемое клеймо. И никто не имел права касаться того, что моё. Должны обходить десятой дорогой, избегать. Бежать, как от огня.
– Можно мы не будем уезжать прямо сейчас? – Ника касается моей ладони, сжимает немного. – Пока Адам не проснулся. Он знает, что вечером нужно возвращаться домой. Просто, чтобы не испугался.
– И потом ты уедешь без всяких выебонов?
– Да, после я уеду с тобой.
Киваю, хрен с ней. Захотелось Нике поиграть в мать? Наигралась, последний акт. Отступаю на шаг, едва мотая головой. Если продолжу касаться девчонки, то не сдержусь.
А сейчас точно не время трахаться, пока за стеной спит ребенок.
Особенный, блядь.
С чего Ника так прикипела к нему? Решила заняться благотворительностью или заскучала? Перекладывает свои желания на других? Ей двадцать пять же, многие в таком возрасте хотят детей.
А какие ей дети? В бегах была, пташка, хотя должна была сразу прийти ко мне. Ну, облажалась, поступила плохо. Всякое бывает, я могу быть отходчивым. Немного бы досталось, но Ника бы пережила.
Теперь выгребать будет больше.
– Чужой ребенок? – переспрашиваю, падая на хлипкий стул. – Уверена?
– Если бы я родила, то знала бы об этом, - огрызается, а после мнется на месте. – Чужой, соседский. Его родители живут этажом ниже. Они пьют много, работают на каком-то заводе. Адам сам по себе.
– Ты сказала, что у него есть няня. Не похоже, что семья бедная.
– Тереза на пенсии, ей платят алкоголем и закуской. Ну и я иногда давала деньги, чтобы покупала Адаму сладости. Родителям его не давала, пропьют же. Тереза тоже пьет, но не так, не беспробудно. Она лучший вариант.
– То, что с пацаном, лечится?
– Корректируется. Он никогда не будет… Таким, как остальные. Но он может жить обычной жизнью.
Цепляюсь за слова. Надо же, как Ника ловко орудует фактами. Не произносит слово «нормальный», подбирает аналоги. Реально прикипела к малому, раз копается во всём этом.
Охренеть.
– Чем так тебя зацепил, что решила рискнуть всем? – усмехаюсь, доставая из портсигара самокрутку. – Пепельница есть?
– Нет, сейчас найду что-то. Адам просто особенный, этим и зацепил. Иногда он так смотрит… Словно в самую душу. А ещё он не понимает, что такое врать. Совсем. Говорит, что думает, не останавливается. А мне… Наверное, мне просто хотелось сделать хоть что-то. Помочь, раз я в такой ситуации.
– Ты сама виновата, пташка. Нехрен было бегать.
Ника копошится на кухне, открывая скрипучие шкафчики. Не квартира – дыра. Два на два метра, как в могиле, блядь. Тут развернуться негде, пахнет сыростью.
Хотя, если действительно справлялась сама, то бабок на другое жилье не водилось. Только не верил я в эту чушь. Хрен там Ника смогла бы бегать сама столько времени.