- Не сейчас, не сейчас, – бормотала я, оглядывая улицу в поисках хоть какого-нибудь якоря, чего-либо, способного переключить моё внимание на себя. И почти радостно вскрикнула, увидев буквально в паре шагов от себя дремавшего рикшу. Договорившись с сонным водителем, я поспешила выполнять пункт «а» своего плана. Боль, ворча, отступила к заданным мной границам, а я достала телефон и зашла в интернет, просматривая расписание автобусов до Лакхнау. Мне надо как можно скорей добраться до родного города… как можно скорей.
Я остановилась перед небольшим зданием, казавшимся таким большим, когда я была маленькой. Пелена отстранённости начала оседать на дно души, растворяясь, и пропуская наружу запертые чувства. Те, что важнее любви женщины к мужчине, те, что живут дольше всего на свете. Любовь к родителям. Слёзы выступили на глазах, не предвещая плача. Знаменуя скорбь. Тихо, молчаливо выпуская наружу боль, воскрешая память. Дом казался хранилищем счастливых событий, и хоть внешне я видела красивое здание, но перед глазами стояло раскрашенное всеми красками радуги детское счастье. Я достала ключи, которые, тихо звякнув, привлекли моё внимание к брелоку. Вскинутые к вискам руки прохладой коснувшегося щеки металла ключей остановили приступ готовой расцвести цветком истерики боли. Руки дрожали, но я смогла вставить ключ в замочную скважину. Один замок отперт, за ним второй. Чуть помедлив, я вдохнула поглубже и, набравшись решимости, вошла домой.
Арнав.
Чёрт и ещё раз чёрт! Я вспомнил, что Анджали просила меня зайти к ней. С силой хлопнув дверцей машины и отдав строгие указания охране никого не выпускать из Шантивана, я поднялся к сестре. Осторожно приоткрыл дверь, без стука, чтобы не разбудить, если она уже уснула.
- Привет, – грустно улыбнулась сестра. Слабый свет ночника освещал лежащее на коленях вязание. Судя по яркому розовому цвету и получавшемуся кружеву, Анджали готовила очередной наряд для Тришны.
- Привет. – Я сел рядом с сестрой на кровать, перехватывая и осторожно сжимая её опустившуюся на мою щёку руку. – Ты почему не спишь, поздно уже?
- Ты так задержался на работе, Чоте? – неодобрительно покачала головой Анджали, слишком внимательно вглядываясь в меня.
- Дела, сестра, – поспешно отвёл я глаза, не желая показывать бушевавшие внутри меня эмоции, и перевёл тему, – Как малышка?
- Хорошо, изо всех сил лупит маму целыми днями. Врач говорит, что развивается без проблем, так что готовься, дядюшка, – с охотой поддалась на простую уловку Анджали. Но, немного помолчав, поглаживая живот, задала неожиданный вопрос:
- Арнав, что у вас происходит с Кхуши?
Сил сочинять ложь не было, а говорить правду не было возможности. Я молчал, отведя взгляд, внимательно разглядывая кружевное нечто, лежащее на коленях сестры.
- Арнав…
- Сестра… – перебил я её, кое-как приглушив клубящийся внутри сгусток боли и тоски, – всё в порядке. У нас всё хорошо. Да, хотел тебе сказать, что Кхуши решила съездить в Лакхнау, в родительский дом. Я ей его купил. В смысле, дом родных родителей, – бестолково пояснил я сказанное. Но сестра всегда могла видеть больше, чем я показывал.
- Как ты? – неожиданные, сочувственные слова едва не прорвали моё с трудом держащееся самообладание. Кхуши была слишком близко, слишком рядом. И всё во мне требовало успокоить сестру и пойти туда, в нашу комнату, к ней. Сказать, что всё ложь, что никогда не отпущу. Порвать этот чёртов контракт. Уничтожить Шьяма, сделав так, что он никогда больше не появится вблизи моей семьи. Я мог сделать всё это. Но не мог сделать одного – заменить в её сердце собой любимого человека. К чёрту всё.
- Я в порядке, – сухо отрезал я, взяв себя в руки. Но тут же смягчил тон, – не переживай ты за меня, сестра.
Анджали молчала, покусывая губу, и смотрела на меня, задумчиво хмуря брови. Смотрела, словно порываясь сказать что-то. И когда я не выдержал этого многозначительного молчания и встал, собираясь пожелать ей спокойной ночи и поскорее уйти из Шантивана, она, опустив глаза, расправила кружево вязания и произнесла словно сама себе:
- Может, оно и к лучшему. Всё будет как раньше, спокойно… Да, братик? – подняла она просительный и, как мне показалось на мгновение, виноватый взгляд.
- Конечно, сестра, – успокаивающе погладил я её руку. – Всё будет хорошо, не переживай. – Да и, – вспомнил я кое-что, – думаю, после того, как ты родишь дочку, у неё появится хороший папа, – намекнул я ей про Ишу Джутхани.
Сестра зарделась как когда-то Кхуши… Не думать!.. И, пряча взгляд, ответила:
- У малышки будет замечательная семья – прабабушка, дядя… и все остальные.
- Ну, разумеется, – закрыл я временно эту тему, понимая, что сейчас не время обсуждать чувства Иши к Анджали. – Спокойной ночи, сестра.
- Спокойной ночи, Чоте, – голос Анджали звучал растеряно, но я уже поспешил закрыть за собой дверь, избегая самой возможности услышать ещё что-нибудь о ней. О Кхуши.
Быстро спустившись по лестнице, я уточнил у охранника, не выходил ли кто из дома и, услышав отрицательный ответ, устроился в автомобиле. Ночь будет долгой.
Слепящее солнце резало глаза, проходя даже сквозь затенённые окна. Я проснулся, почувствовав, что всё тело задеревенело. Не самая удобная поза. Вышел из машины, размялся, с трудом восстановив полноценное кровообращение в затекших мышцах. Голова слегка кружилась от голода – я давно не ел. Зайдя в Шантиван, сразу ощутил запах любимых сладостей жены.
- Кхуши, – поправил я сам себя. – Пора привыкать. Несмело подошёл к кухне, совсем не желая сталкиваться с ней. Пусто. Только две объемные тарелки с джалеби. Сердце сжалось при виде тех, которые она сделала для меня. После Англии я их отличал по внешнему виду. Вдохнул поглубже, отворачиваясь от заманчивого ведения Кхуши, летающей по кухне и готовящей мне завтрак, при этом беспрерывно весело щебеча… Выпил два стакана воды, унимая голодные спазмы и, прихватив с другой тарелки приготовленную, судя по виду, Ом пракашем, паратху, пошёл в комнату. Быстро приму душ и освобожу жену от своего общества. Запретив себе развивать эту тему, я открыл дверь, намереваясь широким шагом пересечь комнату, направившись сразу в душ. И замер, сделав два шага. Взгляд выцепил пустую кровать и небольшой конверт на столике. Ощущение дежа вю нахлынуло вязким облаком. Это уже было. Она уже уходила. И тоже был конверт. Но тогда я поехал за ней, тогда я хотел её вернуть. Уже медленно подошёл к креслу и опустился в него, взяв в руки белый прямоугольник. Хотел ли я этого сейчас? Больше, чем когда-либо…
Недоумённо глядя на выпавшие из конверта деньги, я достал небольшой клочок бумаги. Ни обращения, ни подписи. Просто перечень покупок и суммы. Телефон, сим-карта, сто тысяч, которые я выдал ей «на одежду»… Я ждал злости на упрямство же… Кхуши, но она не приходила. Была только грусть и тоска, опутавшие моё сознание. Никаких желаний больше не было, да и могло ли быть? Работа казалась бесцельным времяпровождением, отвращая от себя серой нудностью дней. Деньги, которые она приносила, и удовлетворение от выигранных сделок – ненужной пылью. Вялость смыкала веки, уводя из мира ошибочных ценностей, из мира, где главная ценность теперь отсутствовала. Но даже в сон мне не было суждено сбежать от подкрадывающейся реальности – телефонный звонок вырвал меня обратно в жизнь.
- Да, Аман? – не совсем проснувшись, ответил я почти другу. Слушая сбивчивую речь заместителя, я всё-таки проснулся, привычно включившись в работу. – Хорошо, скоро буду.
Отключив телефон, я неохотно поднялся с кресла, направляясь в ванную – важное совещание с крупным инвестором было перенесено на более раннее время, и мне следовало поторопиться. В конце концов, долг и ответственность, семья и компания – это всё неплохие якоря, вполне способные удержать меня в привычной жизни. А счастье? А кто сказал, что это обязательное условие существования?..
Кхуши.
Который час я бродила по дому, надолго замирая у знакомых с детства предметов. Всё осталось вроде как тем же, но можно было бы сказать, что стало таким маленьким, таким блёклым. Детство раскрашивает окружающую действительность яркими красками, не замечая того, на что в первую очередь смотрит взрослый взгляд. Я же словно раздвоилась. Взрослая девушка ходила по дому, касаясь стен, опускаясь на корточки, и разглядывая полустёршуюся мозаику, но видела это всё не она. Видела каждую крохотную деталь маленькая девочка, та, которая старательно отколупывала вечность назад тот самый синий камушек, которого сейчас не хватает в центральном узоре мозаики. Та самая девочка, рост которой родители отмеряли на выкрашенной нежно-жёлтой краской стене отчерками карандаша, теперь уже выцветшими. Но рука той девочки с лёгкостью нашла почти незаметную царапину от проведённой когда-то линии. Не глядя, на ощупь. Семь лет. Чуть ниже – шесть лет. Ещё ниже – пять. Слёзы давно размыли настоящее, проявляя перед глазами картинки прошлого, где сейчас жила маленькая счастливая девочка, у которой есть мама и папа…