Традиция
Язык без полноценной литературы похож на дремучий лес, где очень трудно найти дорогу. И первые тропинки, которые позже превращаются в широкие ухоженные аллеи, в нем протаптывают писатели. У нас уже был повод заметить, как бедна устная речь по сравнению с письменной. Только последняя дает возможность выразить сложные мысли и чувства. Хорошим писателям – в первую очередь тем, кого называют классиками, – удается сделать это еще и красиво, а мы потом берем с них пример. Не зря ведь даже в обычных разговорах мы нередко употребляем фразы и выражения из знаменитых книг, хотя не всегда помним, откуда они взялись.
В формальном отношении язык – всего лишь набор слов, сочетающихся друг с другом по определенным правилам. Поначалу каждое слово означает что-то более или менее конкретное, но потом к его прямому смыслу добавляется переносный (да еще зачастую и не один), оно обрастает оттенками, коннотациями, ассоциациями… Все это происходит во многом из-за того, что его по-разному употребляют писатели, и чем они талантливее, тем дольше живут произошедшие со словом изменения. То же самое можно сказать и о сочетаниях слов. По формальным грамматическим правилам на любом языке можно составить бесконечное количество осмысленных фраз, но многие из них кажутся нам неловкими, “корявыми”, а то и вовсе нелепыми именно потому, что благодаря писателям мы уже знаем, “как надо” описывать то или иное явление и выражать то или иное чувство. Подстрочные переводы трудно читать не только потому, что они искажают смысл оригинала, но и потому, что в них употребляются неподходящие слова в странных сочетаниях. С формальной точки зрения нельзя объяснить, почему человек может обронить замечание, но не может его уронить, отчего душа у нас уходит в пятки, а не в ступни и не в кончики пальцев на ногах, и по какой причине сердце хочет иногда выпрыгнуть или выскочить из груди, но никогда не пытается оттуда вылететь или вырваться. Но мы знаем, “как правильно”, потому что много раз читали подобные описания в книгах.
Нам бывает смешно, когда маленькие дети произносят услышанные от взрослых фразы, не всегда как следует понимая их смысл. Но так они учатся говорить – и многое из того, что дети повторяют за взрослыми, оказывается подходящим к случаю. Все мы устроены примерно так же, как щедринский Органчик или программа машинного перевода, и когда мы учимся писать, нам не остается ничего другого, кроме как повторять когда-то прочитанные или воспринятые на слух цепочки слов либо составлять свои словесные комбинации по образу и подобию тех, что хранятся в нашей “базе данных”. И чем больше данных в этой базе, нашей памяти, тем шире у нас выбор и тем свободнее мы себя чувствуем.
Давайте подумаем вот над чем: что описывать просто, а что – трудно? Пожалуй, проще всего описывать действия: “он проснулся рано, встал и почистил зубы”, “она чихнула и отошла от окна”… Просто описывать простые желания (“хочу, чтобы в школу ударила молния”), простые мысли (“очень глупо отказываться от наследства”), простые ощущения (“Иван Иванович промерз до костей”), да и вообще все то, что мы привыкли говорить. Не случайно переводить диалоги обычно гораздо проще, чем авторскую речь.
Намного труднее (и сложнее – эти слова часто путают, но тут годятся они оба) описывать то, говорить о чем приходится редко или не приходится никогда – либо потому, что в этом не возникает нужды, либо потому, что это слишком утомительно объяснять “на пальцах”. Одно дело сказать “я вас люблю” и совсем другое – “я вас люблю так искренно, так нежно, как дай вам бог любимой быть другим”. На мой взгляд, труднее всего как для оригинальных авторов, так и для переводчиков описывать а) сложные мысли, чувства, переживания и впечатления и б) то, что читатель должен по вашему описанию хорошо представить себе зрительно: пейзаж, человеческую внешность, обстановку комнаты и тому подобное. По-настоящему хорошие писатели тем и хороши, что умеют точно, ловко и красиво описать то, что все мы можем понять и представить, но не способны как следует выразить. Тут полезно заметить, что первая из названных категорий почти недосягаема для всех видов искусства, кроме литературы: ни в кино, ни в театре, ни в музыке или живописи нет возможности показать и проанализировать то, что творится во внутреннем мире героев, с такой степенью тонкости и глубины, какая доступна талантливому и мастеровитому писателю. Что же касается второй категории, то попробуйте сами описать статичное зрелище или даже отдельный предмет – дом, дерево, пепельницу – так, чтобы у вас получилось что-то удобочитаемое, и вы увидите, насколько это трудно (и сложно).