Кира с радостью бы ударила саму себя. Ей хотелось что-нибудь разбить. Что-то большее, чем глупую бутылку воды. Она ненавидела этот город, ненавидела свои силы, ненавидела свою жизнь. Ненавидеть, ненавидеть, ненавидеть – единственная способность Киры. Как далеко зашла бы девушка, если бы бутылка в ее руке не треснула?
Она вдохнула вечерний воздух так, будто могла вместе с ним выдохнуть прочь свои эмоции. Девушке требовалось спрятать гнев подальше. Куда-то в глубь себя – чтобы изолировать его от других людей.
Когда она подошла к двери узкого таунхауса в Охотничьем переулке, ее мать уже поужинала. Порция макарон ждала Киру на столе. В качестве соуса был только кетчуп. Просто праздник какой-то.
Кира ткнула указательным пальцем здоровой руки в макароны. Они уже слиплись в большой кусок теста.
– Ты вернулась, – прозвучал позади девушки голос матери. Когда миссис Венин прошла на кухню, ее взгляд упал на мокрый платок в руке Киры.
– Что ты опять натворила?
Мать сразу же потащила Киру к раковине и потянула ее окровавленную руку под кран. Каждое движение отдавало грубостью – словно миссис Венин имела дело с топором, а не с руками собственной дочери.
Кира почувствовала острую боль. Струя воды ударила в порез, но девушка не издала ни звука. Все было хорошо. Она молча изучала мать, пока та промывала раны дочери. Миссис Венин была облачена в свой любимый костюм – халат медсестры. Наверное, однажды ее похоронят в этом голубом халате. Ее мать умела только работать, как казалось Кире. У женщины не было друзей. Никто не приходил к ним в гости.
Взгляд девушки упал на шею матери. Миссис Венин забрала волосы наверх, так что длинный шрам на горле был виден особенно хорошо. Он тянулся от подбородка до ключиц. С годами след становился все прозрачнее, но все же его сложно не заметить. Для Киры этот шрам служил единственным напоминанием об отце. Воспоминание, которое девушка хотела стереть из своей памяти.
Миссис Венин взяла пластырь с полки и заклеила порез Киры.
– Скоро начнется школа. В твоих постоянных шатаниях по улицам нет ничего хорошего.
С этим замечанием черные брови Киры дернулись вверх. Шатания? Она же не бездомный кот.
Кира знала: матери плевать, где проводит время ее дочь. В школе девушку ожидало такое же равнодушие, как и дома.
Два
Утром школьники маленькими группками направлялись в школу, пересекая лужайку перед старым кирпичным зданием школы Парсонс-Энд. Их рассказы о лете сотрясали воздух, подобно жужжанию пчел. Своими историями они будто бы цеплялись за последние минуты каникул.
Незадолго до начала уроков Кира вошла в этот счастливый хаос. В честь первого учебного дня она решила добавить к темно-серым школьным пиджаку и юбке черные колготки. Образ завершало серьезное выражение лица.
По своему обыкновению Кира была одна. У нее не накопилось историй о летних каникулах или отпуске. Спать и пялиться в стену – не самые популярные мероприятия среди молодежи.
– Жуткая Кира, – прошипел кто-то, когда девушка подошла к газону. Она огляделась вокруг: мимо проходила толпа девятиклассников. Оскорбление могло исходить от любого из них. Кира с радостью побила бы каждого. Ее пальцы впились в свежую рану, когда девушка сжала руки в кулаки. Она привыкла к такой вездесущей враждебности, но эти комментарии все еще вызывали в Кире злость. Когда она смотрела мальчикам вслед, то заметила Викторию. Вики Вокер и ее компания стояли у входа в школу. Девушки расположились на лестнице стеной. Когда компания увидела Киру, ее участницы начали перешептываться.
Со времен средней школы Вики старалась держаться от Киры подальше. Она даже думала, что Кира была прототипом девушки-призрака в каком-то японском фильме ужаса. Жуткая Кира. От этого прозвища девушка никогда не избавится. Теперь их столкновения с Вики ограничивались словесными поединками и толчками.
Больше всего Киру раздражало одно: одноклассники были правы. Они могли и не знать о ее тайных силах, но понимали: девушка с темными волосами – не та, кто принесет в этот мир энергию солнечных лучей. Напротив, она передвигалась по коридорам, словно грозовое облако, которое могло в любой момент выстрелить вспышками гнева.
Кто посеет ветер, пожнет бурю, вспомнила она старую поговорку. Девушка не знала, от кого услышала эти слова. Возможно, от вечно недовольной матери или учителя. Те думали, что с помощью мудрых слов можно решить любую проблему. Но все было не так просто.
Если бы Кира хотя бы один день не ощущала злобы, которая кипела в ней каждый раз, когда кто-то начинал ее раздражать… Но девушка не могла иначе. Будто при рождении кто-то ввел ей под кожу чип и запрограммировал на плохое настроение. Ведь проблема крылась не в окружающих, а в ней самой. И это заставляло Киру злиться еще больше.