Я убрала руку и отвернулась.
– Пошли, – сказал он и пошел вперед по дорожке, усыпанной гравием.
– А… – попыталась сказать я, но он перебил меня:
– Потом ответишь. Нас там уже заждались.
У реки на краю обрыва стояли Виктор и Кристина.
Солнце обрисовывало силуэт Кристины. Она стояла на самом краю, на возвышенности, подол ее платья трепал ветер. Виктор был позади, ниже, в нескольких метрах и смотрел на нее, заслонившись ладонью.
Они не услышали нас, пока я не крикнула:
– Эй!
Они одновременно дернулись и обернулись к нам.
– Где это вы были? – крикнула Кристина.
– Я забыла куртку! – сказала я первое, что пришло в голову.
– Какую куртку? – озадаченно спросила Кристина, разглядывая платье – единственное, что было на мне надето.
– Забыла, – я улыбнулась, пожав плечами.
– Дамы, мы поплывем сегодня куда-нибудь? – негромко сказал Виктор.
Виктор похож на старого ленивого кота, который сидит на заборе и брезгливо смотрит на вас сверху вниз. Если вы скажете ему: «Брысь!», он чуть сузит глаза, окатив вас презрением, немного подождет, потом медленно поднимется и поплывет прочь, с отвращением подергивая хвостом. У него горделивый взгляд и мощные лапы, но в душе он трус. Стоит ему встретить настоящего дикого кота, из тех, что боятся людей и бьются насмерть, он сбежит.
Людям постоянно кажется, что Виктор воспринимает их как прислугу, отчасти так и есть. Впрочем, я, как и все женщины, прощаю ему все, потому что он очень ухожен, и оттого красив. Идеальные руки, чистое лицо, дорогая рубашка и манеры истинного джентльмена. Сердцеед.
– А вы уже достали лодку? – спросила я.
– А ее и не надо доставать, она внизу привязана, – ответила Кристина, указывая вниз.
Кристина из тех людей, чьи внутренние желания не хотят мириться с вызубренными принципами. В итоге ее неосознаваемые потребности так и лезут из нее, как ее грудь из тесного выреза целомудренного платья. Кристина по-русски истово молится, скромная, до замкнутости, но пьет без меры. Она – идеальный партнер для русской народной игры «Наша жизнь – дерьмо». Может часами болтать, с полной убежденностью, что хуже жить нельзя. Что у нее нет денег и нет приличной работы. Что она старая дева, потому что все мужики стали как бабы, что наше правительство делает все, чтобы уменьшить количество населения… Эти разговоры приносят ощущение причастности к нищим и угнетенным, и у меня совершенно пропадает чувство вины от того, что я ничего не делаю со своей жизнью.
Мы спустились к реке. Кривая старая ива нависала над покосившимся мостиком, на серых расшатанных досках лежали скукожившиеся синие листья. Подул ветер, подхватил их, и бросил в воду. По реке побежала рябь, ивовые листья закружились как маленькие лодочки. Их быстро сносило дальше по течению. Я поежилась, заметив это, Димитрий накинул мне на плечи свой пиджак.
У мостика была привязана деревянная лодка, не менее старая и серая, чем сам мост. Я протянула руку и коснулась шершавого бока – он был чуть влажный и вихрился занозами.
– Вот эта лодка?.. – Виктор изогнул брови.
– Она ж развалится, если мы сядем, – выразился прямее Димитрий.
– Ну уж какая есть, – обиделась Кристина.
– Не слишком ли поздно? – спросил Виктор, – Закат уже.
Мы все подняли головы к небу, и будто в первый раз действительно увидели закат. Солнце было красное.
– Поздновато, конечно, – Кристина развела руками. – Ладненько. Пусть первым залазит тот, кто будет грести.
– Кто же это? – спросил Димитрий, хлопая наивными глазами.
– Дим, ну ты же джентльмен, – сказала я.
– Это ты так считаешь, – он обреченно посмотрел на Виктора.
– Ты умеешь? – в ответ спросил Виктор. – Я – нет.
– Ясненько… – протянул Димитрий, вздохнул, и осторожно полез в лодку. Лодка покачнулась, но выстояла.
Следом впрыгнул Виктор. Лодка уже ощутимее взбрыкнула, но стараниями мужчин удержалась в горизонтальном положении.
– Живые? – ехидно поинтересовалась я.
– Полезайте, – сказал Димитрий, подтягивая лодку к мостику.
Кристина повернулась к лодке, они встретились глазами с Виктором. Он протянул ей руку, но на проигнорировала ее и отвернулась.
– Смотрите-ка! – сказала она. – Уже туман появился!
Мы обернулись. Туман вытек на поверхность реки, словно кто-то пролил сливки. Он не поднимался выше двадцати сантиметров над водой, плоский и тонкий, словно белая вуаль, наброшенная на реку. Его сносило течением вниз, и он еле заметной дымкой скользил по воде. То тут, то там собирался облачками, лентами колыхался в потоках ветра.
Наконец все залезли, и, Димитрий, отвязывая веревку, которой лодка была привязана к мостику, объявил: