Он стоял у огромного зеркала в золоченой раме. Красные полы, красные бархатные портьеры, красные потные тела, сплетенные на кровати, на полу, на столе, прямо в остатках ужина. И снова голоса:
– … Il y a de l'argent – vous êtes avec nous!.. [Деньги есть – ты с нами!]
– … Il a dit ici pue! … quoi, quoi.. Urine! Regardez quel esthète! Ouvre la fenêtre!.. [Воняет ему! … Чем-чем, мочой! Окно открой, тоже мне, эстет нашелся!]
– … Peut-être, mais on ne hypocrites pas… Contrairement à tout le monde… [Зато мы не лицемерим, в отличие от всего остального мира]
И тут он увидел самого себя, выкарабкивающегося на карачках из переплетений на кровати. Весь торс его вымазан в чем-то липком, зрачки сужены, он тяжело дышит, его шатает из стороны в сторону. Придерживаясь рукой за стену, он пытается дойти до одной из дверей, но не успевает, и его выворачивает прямо на пол. Кто-то отвлекается и начинает громко смеяться, глядя на него, смех становится все громче и громче, громче и громче…
«Не хочу!» – говорит сам себе Виктор. – «Больше не хочу».
Порыв непонятно откуда взявшегося ветра опрокинул реальность и повлек его за собой куда-то в глубь, в хитросплетения его мозга.
В их первый вечер он привез Кристину на набережную. Было лето, дул теплый ветер и по реке проходила рябь, отчего огни, отражавшиеся в ней, дрожали. Река была словно опал, закованный в серебро. Над ней высоко вздымались мосты, сияя золотыми фонарями. На противоположной стороне чернел лес, вырастая ввысь темной громадой.
Они медленно шли вдоль набережной. Виктор бережно держал Кристину под руку, вдыхая нежный цветочный запах ее духов. Ветер играл с кистями ее палантина и тонкими прядками, выбившимися из прически. Было тихо, только редкие проезжавшие мимо машины на миг вторгались в ночной покой.
Их и самих заворожила атмосфера ночной набережной. Они словно были в своем отдельном мирке, в который никто не мог вторгнуться. Они были здесь и сейчас, а проблемы, сомнения – все это ушло куда-то далеко. Лишь двое, темная река в сиянии огней и теплый летний ветер.
Виктор вдыхал полной грудью – воздух здесь был какой-то не такой: нежный, чуть прохладный, словно родниковая вода.
Они молчали или говорили, и молчать было так же комфортно, как говорить. Кристина тоже чувствовала какую-то негу, расслабленность, она улыбалась как ребенок. Впрочем, она улыбалась всегда, но в этот раз была полна искренности. Виктор наклонялся к ней, завороженный ее улыбкой, слушал, и сам начинал улыбаться.
Они, казалось, могли бы бродить так вечно, затерянные вдвоем, очарованные странники, если бы не пришли к небольшой плавучей пристани.
– Смотри, – сказал Виктор, – Мы вовремя. – и стал спускаться к маленькому, сияющему огнями теплоходу.
Кристина сначала не поверила, потом открыла рот, у нее было совершенно обалдевшее от восторга лицо. Затем, увидев смеющийся взгляд Виктора, она приняла более приличествующий вид и чинно спустилась следом за ним.
Впрочем, выдержки ее хватило ненадолго. Виктор стоял в сторонке, чуть улыбаясь, а Кристина, точно маленькая собачонка, бегала из угла в угол, все осматривала – потолок, стены, мебель – все. Она засмеялась, показала ему на стулья. Он был здесь не раз, но только сейчас заметил, что на каждом стуле был свой рисунок, карикатурный, на морскую тематику. Она оббегала буквально всю палубу. Наконец, когда Кристина почти целиком свесилась за борт, чтобы посмотреть, как пенится вода, Виктор не выдержал и увлек ее за столик.
Сквозь шум теплохода был слышен тихий шелест воды. Словно отрез бордового шелка, натянутый от кормы до набережной, вода нежно струилась следом, сдвигаясь в складки. В ней отражались высотки, мерцающие голубыми, розовыми и зелеными огнями.
Принесли шампанское и… назовем это закуской к шампанскому, потому что это было много понемногу. Кристина за пять минут навернула все из своей тарелки и умильно посмотрела на Виктора.
– Вот это аппетит, – похлопал глазами кавалер.
Кристина смутилась и покраснела.
– Ну вкусно же невероятно!
– Я рад, – искренне улыбнулся Виктор и дотронулся до кончика ее носа.
Играла тихая музыка, теплоход с мерным гулом раздвигал волны. А волны пенились, взлетали вверх, оседая взвесью холодных капель на коже пассажиров. Лампы-огоньки опутывали палубу, неярким светом освещая лица людей, звенели бокалы, слышалась тихая речь, порой на иностранном языке.
За соседним столиком сидела пара, он, взяв ее за руку, тихим голосом, мерным, как движение теплохода, читал ей стихи.
La lune de ses mains distraites
A laissé choir, du haut de l'air,
Son grand éventail à paillettes
Sur le bleu tapis de la mer.
– Ты знаешь французский? – шепотом спросила у Виктора Кристина.