– Пи-пи-пи-пи!
Димитрий распахнул глаза, и вцепился в холодные простыни, пытаясь отдышаться. Он нашарил рукой будильник и прихлопнул его сверху. Пиликание прекратилось.
Димитрий перевернулся на другой бок, к окну, и увидел розоватое небо с золотыми полосками.
Небо, холодное лакированное дерево кровати под пальцами – вот что такое реальность.
«Господи, всего лишь сон!»
За годы тренировки Димитрий в совершенстве освоил супертехнику «мы подумаем об этом завтра». Вот и сейчас он просто выкинул все приснившееся из головы, вздохнул, потянулся и сел, вбивая ноги в тапочки. Вторая половина кровати была уже пуста.
Холодная вода смыла остатки сна, вернув Димитрию бодрость и хорошее настроение.
Аглая сидела на кухне в своей любимой позе, на подоконнике, с чашечкой кофе.
– Утро доброе! – сказал Димитрий.
Аглая с некоторой неохотой отставила допитую чашку и медленно соскользнула с подоконника, мягко по-кошачьи ступая к нему.
– Будильник прозвенел? – спросила она после поцелуя в щеку.
– Ага, минут десять назад.
– Как минут десять?!
– Ну, – Димитрий почесал затылок, – Я пока умылся…
– Помоешь чашку, – кинула ему Аглая, выскальзывая из-под его руки.
Макияж, платье, сумка, туфли – и вот она, схватив пальто и ключи от машины, вылетает за дверь.
– До вечера, – прокричал ей вслед Димитрий, высовываясь из кухни.
– Дверь не забудь закрыть! – кричит она в ответ.
Димитрий сделал огонь под сковородкой потише и, вымыв руки, пошел в прихожую. Закрыл дверь, повесил платок, сброшенный Аглаей впопыхах с вешалки.
Вернувшись на кухню, он включил телевизор погромче и снял со сковородки омлет. Включил чайник, достал чайный пакетик, чашку и кетчуп.
Голос выступающих эхом отдавался в его ушах, проходил через мозг, не задерживаясь, не оставляя никакого следа. Он четко и внятно проговаривал внутри слова, совершенно не вникая в их смысл: «война», «разве», «это» и «выход». Это упражнение он придумал давно. Оно помогало успокоиться, забыть то, что он хотел забыть.
Позавтракав, Димитрий пошел в комнату, включил там радио, потом вернулся на кухню, выключил телевизор, и снова пошел в комнату. Тоже ритуал. Чтобы не оставаться в тишине. И все также проговаривая слова. Потом подпевая знакомой песне, выбрал рубашку.
Внезапно раздался звонок.
– Алло? – сказал Димитрий, выкручивая звук у динамика.
Шипение.
– Алло?
– Эй, – и страх накатывает ледяной волной, стискивая его лицо в горсть, голос Палача приглушен, но так же насмешлив. – Думаешь дома ты в безопасности?
Димитрий бросает трубку, чтобы через минуту снова услышать звонок.
– Это чертов сон, разве нет?! – говорит он сам себе. – Так не бывает.
И через секунду:
– Алло?
Шипение.
– …ал?
– Что?..
– Не скучал?..
– Кто ты?
Он спрашивает, уже зная ответ.
– Я же уже представлялся. Палач.
– Ты меня вообще за кого держишь?! Ты, клоун!..
– Не веришь? Жаль.
Гудки.
Димитрий посмотрел на трубку. И вздрогнул от раздавшегося в дверь звонка.
«Аглая что-то забыла. Наверняка она. Не может же быть.»
Димитрий подошел к двери и заглянул в глазок. Но там почему-то не было ничего видно. Только чернота.
Залепили что ли? Или лампочка перегорела?
Звонок повторился.
Димитрий подхватил молоток, оставленный им на тумбочке вчера, когда он чинил стул. И распахнул дверь.
Перед ним стоял Палач. А за Палачом – за его спиной была та самая чернота и «кинцо»: прыгающие под танец маленьких утят отрубленные головы.
– Это сон, – сказал Димитрий.
– Это сон, – согласился Палач. – Хочешь еще?
– Нет!
– Могу тебе устроить вечеринку. Ты и сорок трупов детей. Кучей. Мертвые холодные ручки и ножки, застывшие мутные глаза, слюна, испражнения и вонь разлагающейся плоти. А еще можно добавить червей или крыс, вылезающих прямо из живота – прогрызающих себе место под солнцем, если так можно выра…
– Хорош, – сказал Димитрий, поднимая ладонь. – Я понял, что ты можешь. Отлично понял, хватит этого.
– Молоточек-то на место поставь, – сказал Палач.
– Чего ты хочешь? – устало спросил Димитрий.
– Поговорить, – предложил Палач.
– Хорошо. Говори.
– Не-ет, ты не понял. Говорить будешь ты, а я – задавать вопросы.
– Спрашивай.
Палач удивленно взглянул на Димитрия и завис.
– Ну не-ет! Так не интересно.
И он хлопнул в ладоши.
Темный захламленный гараж, на его фоне белое скорчившееся тело подростка кажется еще белее. Тело, абсолютно голое, в темных пятнах синяков и кровоподтеков, прикованное наручниками к трубе.