Кавалер сощурился.
– Даже в идеальный мир?
– Даже в идеальный мир.
Он улыбнулся и протянул руку к ее лицу, провел кончиками пальцев по скуле и вдруг резко, с силой, толкнул ее в грудь. Пока падала она обернулась, чтобы выставить руку и не увидела ничего, кроме черной-пречерной воды, в которую превратился пол.
Вода приняла ее с громким всплеском, заволокла ей глаза, заткнула нос и рот, смыла пот и грязь, проволокла вниз и вытолкнула еще ниже в алую раскаленную лаву. Невыносимая дикая боль пронзила ее тело. Кристина выгнулась, закричала, забилась, чувствуя, как сгорает каждая клеточка ее тела, как пузырится кожа, как обугливаются кости и запекаются глаза. Сгорели и обратились в седой пепел ее волосы, ее руки, ее живот, и этот пепел подхватил ветер, подбросил в синее небо, закружил и рассыпал на грязную сырую землю. Чьи-то сапоги ступали по этой земле, все сильнее и сильнее вколачивая в нее пепел.
– Кристина!.. – позвал кто-то.
«Кристина… Звучит как вдох или как выдох… Кто такая Кристина…»
Кто-то воткнул в нее лопату, чтобы отломить кусок, она забилась, закричала от боли и наконец схватила протянутую руку.
– Сладкая ложь или горькая правда, Кристина? – услышала она еле различимый шепот.
– Кто ты?
– Тот, что выдернул тебя из земли.
Кристина заплакала.
– Зачем?
– Чтобы ты жила, Кристина.
– Зачем?
– Чтобы ответить мне на вопрос: Сладкая ложь, или горькая правда, Кристина?
– Ты предаешь, или тебя предают?
– Предают земле?
– Предают люди.
– Нет разницы, не правда ли?
– Да, нет.
Хохот.
– Сладкая ложь или горькая правда, Кристина?
– Сладкая ложь… Или горькая правда? – Смешок. – Каждый решает сам.
– Никто не решает.
– Тоже верно. Лгут или говорят правду. Но… Не судите, да не судимы будете…
– То есть?
– Если есть ложь, значит я могу солгать.
– Значит?
– Значит, раз я могу солгать, я – не ты.
– Но, если я – ты, нам скучно.
– Да.
– Значит сладкая ложь вечна.
– Как и горькая правда.
Кристина открыла глаза. Он стоял в метре от нее, опустив руки и распрямив плечи, непринужденно, как хозяин, и скромно, как гость.
– Кто ты?
– Я? Проводник.
На бледном лице в обрамлении рыжих волос, сияла белозубая улыбка.
– Ты знаешь историю о Ромео и Джульетте? – спросил то ли Кавалер, то ли Проводник, то ли сам дьявол-искуситель.
– Конечно, – ответила Кристина.
– О чем эта история?
– Про большую любовь? – предположила Кристина. – Глупую ошибку и большую любовь.
– Или маленькую силу воли. Ведь проще сдаться, чем жить дальше.
«Опять сила воли», – подумала Кристина.
– Проще… Почему жить всегда сложнее чем умереть? – Кристина улыбнулась, чуть сощурившись от слепившего полуденного солнца. – И почему Проводник так похож на Палача?
Проводник посмотрел на Кристину насмешливыми серыми глазами.
– Потому что мир – то, чем кажется?
И мир растворился, чтобы стать перекрестком дорог.
Перекресток
На перекресток они шагнули почти одновременно. Тут же кинулись обниматься, чувствуя друг в друге что-то до боли родное, настоящее. Они все сбились в кучу, словно испуганные дети, прижимаясь друг к другу, и в обоюдной поддержке черпая уверенность в себе.
Неподалеку в стороне стояли и наблюдали за их встречей двое в плащах с узорами из ромбов. Вскоре им надоело стоять, и они одновременно шагнули вперед.
– Позвольте представиться, – начал первый.
– Прекрасный Принц, – подхватил второй и поклонился, подметая шляпой дорожную пыль.
– Коварный Злодей, – так же поклонился первый.
– Позвольте рассказать вам об одном интересном факте.
– Верите ли вы в колдовство?
– Колдовство? Как грубо, твой словарь устарел. Магические практики!
– Одной из самых древних… практик являются руны, древнегерманский алфавит.
– Каждая руна имеет свое значение.
– Но самое страшное значение у руны Хагалаз. Она обозначает…
– Смерть.
– Град, – добавил Коварный Злодей.
– Уничтожение, разрушение. Но если копнуть глубже – ее смысл…
– Очищение через разрушение.
– Да, это когда рушится вся ваша прежняя жизнь…
– Когда все так плохо, что хуже и быть не может…
– Хагалаз – это болезненное, убийственно болезненное отсечение всего лишнего, всего мусора и всей грязи из вашей жизни.
– Чтобы ваша кровоточащая тушка, с которой сняли кожу, обрела вторую жизнь, обновилась.
– Это больно.
– Ужасно больно.
– Но потом станет хорошо.