– И что делать? – спросил ее Димитрий.
– Ты мужчина, ты и решай, – развела руками Кристина.
– Да ты вообще, я погляжу, не любишь ответственность на себя брать.
– Что это ты хочешь этим сказать? – зло спросила Кристина.
– О-о-о, – поднял руки Димитрий – началось!
– Ты ведешь себя как идиот, – не выдержала Кристина, и встала, – Идем.
– Куда? – спросил Димитрий, тоже поднимаясь.
– Вперед! Я так полагаю, особого выбора у нас нет – назад я точно не хочу. И, в конце концов, давай не забывать, что это сон. Нам просто надо проснуться.
– Как?! – разозлился Димитрий.
– Ну тогда можно попробовать поменять сон.
Он недоуменно уставился на нее.
– Давай думать про что-то приятное, цветы там, бабочки… А не дерьмо всякое… – Они вздрогнули, вспомнив коричневые потоки, низвергавшиеся с небес. – Ну короче про что-то приятное… – закруглилась Кристина.
– Приятное… – протянул Димитрий. – Мне сейчас ничего приятного в голову не придет.
– Ну я не знаю… Вот у меня есть любимое кафе в центре, я буду про него думать. Туманное утро, шум города, кофе, ммм… – Она мечтательно закатила глаза.
Вдруг Кристина повела носом:
– Ты чувствуешь?
В воздухе разливался чудесный аромат.
Димитрий втянул воздух и удивленно пробормотал:
– Кофе?
– Оно, родное, – воскликнула Кристина, побежав к выходу.
Они выбежали из тоннеля, прямо к белому дневному свету и тут же ошарашенно застыли.
Они стояли на огромном столе, застеленном голубой хлопковой скатертью. Вокруг них блестели глянцевые бока гигантских фарфоровых соусников, салатников, мисок, чашек и прочей дребедени, неподалеку от Кристины гордо вздымался вверх хрустальный бокал на длинной ножке, преломлявшей солнечный свет. Отовсюду шли одуряющие запахи чеснока, трав, овощей… Пахло хорошо прожаренным мясцом, так и представлялась румяная курочка в тоненькой хрустящей кожице.
Однако, по всей видимости нашим путешественникам полакомиться чудесными блюдами не светило, так как даже двухметровый Димитрий доставал самой маленькой чашке, дай бог, до краю, и то, если хорошенько подпрыгнуть.
– Где это мы? – удивленно выдохнула Кристина, обходя белую салатницу с нарисованными красными маками.
– Лучше назад посмотри, – мрачно отозвался Димитрий, пытаясь раскачать бокал, пиная ножку.
Кристина обернулась:
– Ты о че… Мамочки мои! Это чего ж делать-то нам тогда?
Тоннель, из которого они пришли, был на месте. Все такой же каменный и темный, одна беда – нарисованный. На столе, прислоненная к стене, стояла большая книжка, с заглавием на непонятном языке, похожем то ли на арабскую, то ли на индийскую вязь, и вот на этой самой книжке и был нарисован вход в тоннель.
Кристина потыкала в рисунок – он им так и остался, не желая пропускать путников назад.
– Нда, дела… – протянул Димитрий.
– Пойдем, посмотрим, может он как очаг папы Карло, за ним дверка есть? – Кристина обошла книжку и, вернувшись, развела руками: – Неа, там тоже книжка! Может попробуем другой поискать? Если есть вход, то должен быть и выход. – оптимистично сказала Кристина.
– Почему-то мне так не кажется, – пробормотал Димитрий.
После нескольких минут поисков они вернулись к нарисованному тоннелю.
Надо объяснить, что стол находился в большой просторной комнате, выдержанной, что называется, в стиле «Прованс» – деревянные полы, пастельных тонов мебель, кружевные занавески на окне… Занавески шевелил ветерок, приоткрывая кусочек синего неба и пышную крону какого-то зеленого дерева. Судя по плите, раковине и навесным шкафчикам, а также связке лука и сетке с ржаными сухарями, подвешенным к потолку – это была кухня. Скорее всего в деревенском домике, поскольку в правом углу виднелась деревянная лестница с перилами, ведущая на второй этаж.
– Ну, во всяком случае, мы знаем откуда пахнет кофе, – заметила Кристина, показывая на турку, кипящую на плите. Коричневая пена в данный момент как раз переливалась через край. – Так и хочется подбежать и выключить!
– Проблема в том, что подбежать мы не сможем, – мрачно отозвался Димитрий. – И убежать не сможем, если чего. Лилипуты, мать их…
– И что делать? – спросила в никуда Кристина.
– Без понятия, – развел руками Димитрий.
Вдруг послышался топот, звякнул дверной колокольчик, и входная дверь распахнулась, впустив вместе с собой порыв ветра, напоенный запахом ромашек. На пороге дома стояла гигантская женщина лет примерно сорока. На темных волосах ее покоилась белая косынка, щеки разрумянились. В правой руке она сжимала пластиковое ведро, закрытое крышкой, а левой прижимала к пышной груди букет садовых ромашек. Из ведра раздавался невнятный писк, словно у нее там сидела куча мышей.