– Как будто я чище, – говорит она и тихо смеется. Плечи ее трясутся, а лиловый синяк-полумесяц на ее боку словно улыбается ему.
Он садится рядом, отнимает у нее пачку и зажигалку и тоже закуривает.
– Знаешь, чего бы я хотела, – говорит она.
– Чего? – спрашивает он. Не то, чтобы ему реально интересно.
– Я бы хотела, чтобы кто-нибудь поднял меня с пола, одел, укутал бы одеялом, и унес бы в ванную, чтобы отмыть… – она снова засмеялась. – Но ведь так никто не делает.
Он тянет к ней руки и для начала одергивает футболку.
– Нет, не ты! – говорит она, снова задирая ее. – Не ты.
Когда она поднимает футболку, снова становится видно ее синяк. Он тянется и тыкает в него. Она ойкает.
– За что на этот раз? – спрашивает он.
– Я его выбесила, совсем злой был… такой, ух! – она опять хихикает.
– Зачем же ты его дразнишь? – спрашивает он.
– А зачем ты переспал со мной?
– Затем, – огрызается он.
– Ты знал, что она придет, ты ждал ее прихода.
– Ты тоже.
– Моего лица-то она не видела. Бедная Кристина. Чем она тебе не угодила? Она же тебя во всем слушалась. Может, – она хихикает, – тебе тоже стоило ударить ее пару раз?
– С ума сошла?! – он хмурится.
– Она бы тогда сама сбежала, не пришлось бы ломать эту… комедию.
– Это не комедия.
– Это жыыыызнь! – тянет она басом и хохочет. – Такая смешная и глупая шутка…
– Ты что пьяная?
Она кивает и протягивает ему бутылку.
– Рядом с диваном стояла. Следы твоего бурного прошлого. Ты давно сюда не заходил, он подвыветрился, но еще пробирает.
Он берет у нее бутылку и отхлебывает. И тут же охает.
– Слабак, – фыркает она.
– Вот ты знаешь, – говорит он, – Я все могу понять, но неужели тебе так нужны его деньги?
Он протягивает ей бутылку, она пьет, чуть разлив.
– Если бы я хотела, он бы меня не бил, – она пожимает плечами и оттягивает вырез майки, вытирая сползшую капельку.
– Ты любишь его? – спрашивает он, принимая бутылку.
– Конечно. Он мой единственный человек.
– Единственный человек? – ухмыляется он.
Она поднимает руку, разглядывая свои ногти, выкрашенные яркими блестками.
– Я ему нужна, – сказала она. – Только ему.
– А как же твои друзья?
Она хмыкает и тыкает его в бок.
– Ты дурак, да? – потом тянется к его губам. – Давай трахаться, а?
– А не заниматься любовью? – поддразнивает он ее, обхватывая за ягодицы.
– Это так муторно, заниматься любовью! Давай просто трахаться…
Аглая открыла глаза. Она сидела посреди комнаты, напротив нее замерла Гадалка. Рядом зашевелился Виктор.
– Послушайте, зачем вы мне это показали? – спросила Аглая.
Гадалка не отреагировала, даже не пошевелилась.
– Извините?
– Погоди, – сказал Виктор, поднялся и шагнул к Гадалке. Секунду поколебавшись, он коснулась ее плеча. Оно было твердым, словно…
– Дерево?
– Да ладно?
Аглая подошла и коснулась рук Гадалки – они были выточены из дерева – перед ней сидело деревянное идолище.
– Идем отсюда, – сказал Виктор, выходя из комнаты.
Аглая отдернула руку и побежала за Виктором. Было боязно оставаться наедине с этим идолищем.
Виток за витком, черные коридоры вились и вот наконец солнечный свет ослепил их – они выбежали на рыночную площадь.
Аглая обернулась – за ее спиной стоял огромный пестрый шатер. Не палатка, а прямо шатер, как цирковой, только намного меньше. Пестрый, разноцветный, всех цветов радуги.
Вдруг из толпы вынырнул Прекрасный Принц. Они бегом кинулись к нему, но он лишь мельком взглянул на них, словно они и не пропадали никуда:
– А, не отставайте.
– Принц! – сказала Аглая. – Ты знаешь, что находится в этом шатре?
Принц удивленно посмотрел на нее:
– Гадалка, кажется, а что? Ты хочешь узнать свое прошлое?
Аглая ошарашенно посмотрела на него, потом пожала плечами, принимая его обыденность:
– Да нет, я уже узнала.
Виктор и Аглая переглянулись.
– Ну и отлично, не отставай давай.
Они поспешили за Принцем. Принц протянул Виктору ребенка, и тот шел, словно отгородившись им от Аглаи. Но ей и самой не хотелось с ним говорить. Эти воспоминания всколыхнули старые эмоции. Она ни капли не чувствовала близости к Виктору, напротив, ей казалось, будто она оплевана.
Они все дальше углублялись, уходя от центра рынка на самые окраины. Аглая подумывала спросить Прекрасного Принца, не живет ли мать Сонечки за пределами рынка, как вдруг:
– Мама! – завопила Сонечка, забрыкалась так, что Виктору пришлось опустить ее на землю и опрометью кинулась к женщине, сидящей на стульчике за прилавком.
Женщина была молодая и красивая, с гривой блестящих золотых волос. Прилавок был уставлен розами, так что ее лицо было словно в их обрамлении. А перед прилавком, прислоненные к нему, стояли большие пестрые картины удивительной красоты.