Офицер. Как-нибудь образуется, был бы лишь любящий человек рядом!
Адвокат. Представляю!.. Представляю!.. Клей, Кристин! Клей! Пока они не задохнутся! (Выходит, пятясь и кивая.)
Кристин. Я клею, я клею! Пока они не задохнутся!
Офицер. Ты идешь со мной?
Дочь. Тотчас же! Но куда?
Офицер. В Бухту Красоты! Там лето, там сияет солнце, там молодежь, дети и цветы, песни и танцы, праздник и веселье!
Дочь. Тогда скорее туда!
Офицер. Идем!
Адвокат (входит опять). Вот… возвращаюсь в свой первый ад — этот был второй… и самый большой! Самое сладостное и есть самый большой ад… Так-так, опять она шпильки на полу разбросала!.. (Собирает с пола.)
Офицер. Подумать, даже шпильку заметил!
Адвокат. Даже?.. Посмотрите на нее! Дужки две, а шпилька одна! Две и одна! Если я ее выпрямлю, получится один предмет! Согну, будет два, оставаясь при этом одним! Это означает: двое составляют единое целое! Но если я сломаю ее — здесь! Теперь их две, две половинки! (Ломает шпильку и выбрасывает обломки.)
Офицер. Все увидел!.. Но прежде чем сломать, нужно развести дужки в стороны! Пока они сведены, шпилька цела!
Адвокат. А если они параллельны, то никогда не встретятся — ни то ни се.
Офицер. Шпилька — совершеннейшая вещь на свете! Прямая линия, равная двум параллельным!
Адвокат. Замок, который запирает, когда открыто!
Офицер. Закалывает распущенную косу, остающуюся распущенной, когда ее закалывают…
Адвокат. Похоже на эту дверь! Закрывая ее, я открываю путь наружу для тебя, Агнес! (Удаляется и закрывает за собой дверь.)
Дочь. Итак?
Декорация меняется. Кровать под балдахином превращается в палатку; железная печка остается; задник поднимается; на переднем плане справа видны выжженные горы, покрытые красным вереском и черно-белыми пнями после лесного пожара; красные свинарники и сараи. Внизу — открытая площадка для занятий лечебной гимнастикой, где люди тренируются на снарядах, напоминающих пыточные инструменты. Слева на переднем плане — часть открытого сарая, пристроенного к карантинному бараку, с печами, котлами и трубами.
Средний план — пролив. На заднем плане живописный берег с лиственными деревьями, украшенными флагами причалами, у которых пришвартованы белые яхты, на некоторых из них подняты паруса. Сквозь зеленые кроны виднеются маленькие итальянские виллы, павильоны, киоски, мраморные статуи.
По берегу идет Начальник карантина, выряженный мавром.
Офицер (подходит и пожимает руку). Гляди-ка, Урдстрём! Как тебя сюда занесло?
Начальник карантина. Да, вот он я!
Офицер. Это Бухта Красоты?
Начальник карантина. Нет, Бухта Красоты напротив, а это Пролив Стыда!
Офицер. Значит, мы заблудились!
Начальник карантина. Мы? Ты меня не представишь?
Офицер. Нельзя! (Понизив голос.) Ведь это дочь самого Индры!
Начальник карантина. Индры? Я думал, самого Варуны!.. Ну а тебя не удивляет мое черное лицо?
Офицер. Сын мой, мне уже пятьдесят, в таком возрасте больше ничему не удивляются! Я сразу же предположил, что ты вечером идешь на маскарад!
Начальник карантина. Совершенно верно! Надеюсь, вы присоединитесь?
Офицер. Непременно… ибо… местечко это… малопривлекательное!.. Что за люди здесь обитают?
Начальник карантина. Здесь живут больные, а по другую сторону здоровые!
Офицер. Так здесь, стало быть, только бедняки?
Начальник карантина. О нет, дитя мое, богачи! Посмотри на того, что лежит на деревянной кобыле! Он съел столько гусиной печенки с трюфелями и выпил столько бургундского, что у него расслоились ступни!
Офицер. Расслоились?
Начальник карантина. Косослойные ступни!.. А тот, на гильотине,— он пил столько «Хеннесси», что ему приходится утюжить позвоночник!
Офицер. Куда ни кинь, всюду клин!
Начальник карантина. Впрочем, всем, кто живет на этой стороне, есть что скрывать! Посмотри, например, на вон того!
На сцену вкатывают старого франта в инвалидной коляске, его сопровождает худая, уродливая кокетка шестидесяти лет, одетая по последней моде, со своим ухажером, сорокалетним «другом».