— Он понимал, какое опасное оружие оказалось в его руках. Спичками могло завладеть КГБ. Хотя у них вряд ли хватило бы мозгов догадаться, что это такое. Но риск всё равно был велик. Он не мог, не имел права отдавать бесчеловечному режиму такое страшное оружие. Хватит с него водородной бомбы! К сожалению, смерть прервала его поиски, и секрет просмотра реальностей без их актуализации теперь безвозвратно утерян.
Я мысленно усмехнулась. Он мог бы искать свою желанную реальность хоть миллион лет. Его технократическая утопия, объединяющая лучшие черты капитализма и социализма, просто невозможна в природе. Ни при каком стечении обстоятельств. По той простой причине, что и недостатки капитализма, и недостатки социализма являются следствиями их достоинств. Потому что при попытке воплотить её в жизнь она неизбежно превращается в антиутопию. Но, увы, знаток законов природы был совершеннейшим невеждой в законах развития общества.
После смерти учёного три спички каким-то образом попали к нам в часы, но была ещё одна спичка, четвертая, которую его жена, выехав за границу, увезла с собой. Не знаю, почему мадам сама не воспользовалась ею. Может, боялась, а вероятнее всего, просто не знала, что это такое. Там она на какой-то диссидентской тусовке встретилась с Галицким, и он каким-то образом уговорил её отдать ему эту самую спичку и воспользовался ей, пожелав, чтобы Горбачёва не пристрелили в 1986-ом году и перестройка победила. И было это, как сказал Галицкий, в «глухом застойном 93-ем году». Услышав это, я чуть не упала. Так значит, социализм был исходной реальностью? — спросила я.
— Конечно.
— Зачем же Вы…
— Если бы та реальность продолжалась, то коммунизм мог бы со временем победить на всей планете. А в этой реальности подобной катастрофы можно избежать.
Я опять молча проглотила обиду. Мне очень хотелось ответить, но тогда бы я навсегда лишилась возможности дослушать историю до конца. Впрочем, о том, какой будет конец, я и сама догадывалась.
Вопреки маминым надеждам, с моим уходом разговоры о политике не прекратились. Той ночью, после того как я легла спать, А. жаловался на ужасы социализма. Он говорил, что песни Галицкого — единственная отдушина в те времена, когда «повсюду заправляют рыла». До сих пор не знаю, кого конкретно он имел в виду. Вряд ли то, что у коммунистов сильно более некрасивые физиономии, чем у представителей других политических ориентаций. Тем более что для интеллигентного человека аргументация такого рода просто неприлична, а уж для еврея тем более. Скорее всего, имелось в виду, что партийные чиновники, особенно мелкие, не всегда самые умные, достойные и талантливые люди. Что поделать, видимо, это неизбежно при любом строе, потому что умные, достойные и талантливые люди предпочитают заниматься куда более интересными вещами. Сам-то А. ни за какие коврижки не пойдёт в чиновники, да и мои родители тоже. И как разрешить эту дилемму, я не знаю.
Только А. этого не понимал и искренне верил, что всему виной коммунистическая система, и что если от неё избавиться, то можно будет победить бюрократизм раз и навсегда, и у нас станет так же хорошо, как в любезных его сердцу странах Западной Европы. А. едва ли когда-либо общался с реальными европейцами и потому, как и положено советскому интеллигенту, очень идеализирует тамошнюю жизнь. Это мне как-то довелось беседовать с настоящей француженкой, и она мне рассказала многое про бюрократический произвол у них в стране. Если бы мой отец слышал бы этот разговор и понимал по-французски, то он непременно сказал бы: «Лишь при Советской власти такое может быть!», потому что такие вещи считаются почему-то традиционными только для нашей страны.
Тогда Галицкий сказал, что он мог бы решить одним махом все проблемы. Он мог бы изменить прошлое, сделать так, чтобы Горбачёва не пристрелили в 1986-ом году и перестройка победила. Это встретило, естественно, шуточки и недоверчивый смешок, но в конце концов они согласились, чтобы Галицкий провёл на их глазах опыт со спичками. Я уверена, что они так и не поняли, насколько всё всерьёз. Решили, что это шутка, игра… Игра со спичками. Доигрались!
— И вам не стыдно было их обманывать? — спросила наконец я.
— А в чём я их обманул?
— Вы знали, что будет. И не предупредили.
— Мария, подойдите сейчас к любому из них и спросите, когда было лучше — сейчас или при Советской власти. Спросите О. Вы не знаете, какой разговор у нас был после вашего ухода. Он жаловался, что у цензоров совсем нет чувства юмора. Ведь когда на концерте он исполнил однажды ту песню про африканцев, ему потом… Впрочем, он лучше сам вам расскажет.