— И что ты мне советуешь?
— Упаси меня Бог давать тебе советы! Сам разберешься. Просто рассказываю тебе о том, как я совершил самую большую ошибку в своей жизни. И я уверен: если не хочешь сожалеть об упущенном шансе всю жизнь, помни — ждать бессмысленно, а отпускать любимых нельзя!
— Угум… — задумчиво тянет Кайл. И затем, решительно: — Значит, так! Тесты я закончил, отчет для механиков сегодня подготовлю. Уезжаю. Увидимся после праздников, — и, уже от двери: — Веселого Рождества, Макс!
— Удачи, Кайл, — вздыхает Мак-Коски, обращаясь к захлопнувшейся двери.
Это не могло продолжаться долго. Всего-то три недели, но бесконечные, словно три года. Ники разговаривала с ним как-то рвано. Иногда прорывался нежность, у него сердце замирало, когда он слышал ее в голосе Ник. Но чаще всего — сухо, торопливо, вечно какие-то дела отвлекали ее. И он срывался на всех — на Зеки, Оливье, даже на Макса. Легчало ему только на треке, но ненадолго. Нет, так нельзя. Макс прав. Надо объясниться с Ник. Снова.
Снова надо ее вытащить из этого чертова Буэнос-Айреса! И плевать на ее архиважную работу, то, что происходит и НЕ происходит между ними — стократ важнее! Опять же — Рождество на носу.
Только вряд ли ему удастся в этот раз выманить Ник телефонным звонком. Значит, придется ехать самому. И опять надо будет поместить ее в обстановку, в которой ей деваться будет некуда. Только… Вместо полного отсутствия людей мы пойдем прямо противоположным путем. Кайл хмурит брови, потом усмехается. Кажется, он знает, ЧТО делать. Главная сложность заключается в том, КАК?!
— Мам, привет.
— Сынок! — голос Терезы Падрони дрогнул от радости. — Как ты? Мы скучаем по тебе! Когда приедешь?
— Пока не знаю.
— Что значит — не знаю?! Я надеюсь, ты не собираешься пропустить семейное Рождество?
— Нет, что ты! — усмехается Кайл. — Я еще жить хочу. Я, собственно, по этому поводу и звоню. Я не один приеду.
— Эзекиля привезешь?
— Гхм… не совсем. Я приеду с Николь Хант.
Краткая заминка, а затем — изумленное восклицание:
— Николь?! Твой штурман! Бог мой, неужели?!
— Ну да…
— О, Кайл! Это просто замечательно! Ты же знаешь, как мы мечтаем с ней познакомиться, особенно, после вашей победы! Будем ждать! Джо, Джо, послушай, что скажу!
Кайл торопливо прощается с матерью. Первую часть плана он выполнил. Остается вторая, но она не в пример сложнее. И в ее успехе он отнюдь не уверен.
Глава 25. Из Аргентины на Сицилию
В Буэнос-Айресе он бывал, и не один раз. Для него этот мегаполис ничем не отличался от многих других. Теперь же он смотрел на город другими глазами. Это город Ник, она здесь живет, ездит по этим улицам, видит эти дома, это небо. Но сколько бы он ни всматривался в городской пейзаж, мелькающий за окном такси, это ничуть не помогало ему понять, как нужно говорить с Ники, что сказать, чтобы убедить ее. А ведь говорить придется, и не только с ней, он был в этом совершенно уверен.
Два дня до Рождества, но Ник этого совершенно не чувствовала. Лавина дел поглотила ее с головой. К тому же она сознательно «загоняла» себя, не давая ни малейшего шанса остановиться, подумать. Осознать, что происходит и что она делает. Телефонные звонки, после которых ей часто хотелось бросить все и рвануть в аэропорт. В самолет и к нему! Что ее останавливало — непонятно. Наверное, все те же сомнения, посеянные дядей. И собственная стыдливость. И прорывающееся с каждым телефонным разговором все больше раздражение Кайла. Все это очень походило на тупик, и всю мрачность и глубину этого тупика она панически не хотела осознавать, прячась, как страус головой в песок, уходя в единственное, что у нее было — в работу.
Был во всей этой ситуации один-единственный плюс. Дядя уже которую неделю был «шелковый» до невозможности. На работе беспрекословно соглашался со всеми ее предложениями, лишь в самых спорных случаях пытался возражать ей, но делал это крайне деликатно. Дома вдруг заделался поваром, балуя Ник кулинарными сюрпризами на ужин. Это было и грустно, и забавно, тем более, что аппетит у нее в последнее время был на «троечку». Но дядя не оставлял попыток накормить Ники вкусненьким. Ради справедливости стоит отметить, что его эксперименты на ниве кулинарии удавались через раз.
Вот и сейчас он что-то ваял. С кухни ползли запахи, которые даже со всей придирчивостью нельзя было охарактеризовать иначе как «упоительные». Видимо, эксперимент сегодня можно признать удачным. Ник сидела в гостиной, по-прежнему с ногами, водруженным на столик. И кстати, теперь ей это позволялось совершенно беспрекословно. Ноутбук на животе, на экране открыты файлы с заявками команд. Ежегодное светопреставление с подготовительным этапом наконец-то обретало хоть какое-то подобие ясности.
Звонок в дверь был совершенно неожиданным, гости у них бывали редко, а уж незваные — и того реже.
— Ник! — закричал дядя с кухни. — Открой дверь, у меня руки в муке.
— Кто это? — Ник недовольно поморщилась, ставя ноут на столик и поднимаясь. Она только уловила ускользающее от нее уже некоторое время противоречие в заявках двух команд, как ее прервали. Как не вовремя!
— Я не знаю! — отозвался с кухни дядя.
Санта-Клаусу с мешком подарков на пороге собственной квартиры она бы удивилась и то меньше.
— Привет, — слегка лениво протянул он. Что за манера у человека разговаривать после долгой разлуки как ни в чем не бывало! Как будто говорили вчера! Она в себе нашла силы только кивнуть.
— Пригласишь войти?
И снова она смогла лишь наклонить голову в знак согласия, отступая в глубину квартиры. Махнула рукой в сторону гостиной. И в этот момент…
— Кто там, Ники? — в холле появляется дядя. — О, черт!..
— И вам здравствуйте, мэтр Лавинь, — подчеркнуто вежливо отвечает Кайл.
Этьен, как и племянница, реагирует на приветствие лишь кивком. И, провожаемые мрачным взглядом Лавиня, который выглядит весьма грозно, даже несмотря на мучной росчерк на щеке, они проходят в гостиную.
А там Ник совершенно неосознанно забивается в угол дивана, предлагая Кайлу сесть в кресло. Он ее приглашение игнорирует, садясь рядом. Лишая путей к отступлению. Деморализуя.
Она нервно прокашливается.
— Ты бы хоть предупредил, что приезжаешь…
— Зачем? Канун Рождества — пора сюрпризов и чудес… — так же лениво, тягуче произносит он. Слегка наклонил голову, разглядывает ее.
Ник страшно неловко от ситуации, от его взгляда, от его близости. В ней как будто начинает происходить какая-то неконтролируемая химическая реакция, катализатором которой является он.
— Ты… хм… полагаешь, что ты — рождественское чудо? — она из последних сил пытается сохранять сдержанность.
У него нет плана действий, нет идей, что ей сказать. Он вообще ни черта не понимает, кроме одного!
Резко притянул ее к себе за плечи и поцеловал. Просто потому что думать ни о чем другом не мог. А уж когда она стала отвечать ему…
Он забыл, где находится, что происходит вокруг. Плевать, что он в гостиной чужого дома, что где-то недалеко, за парой стен — Лавинь, который может войти в любой момент. Все летит в тартарары, когда его девочка ему отвечает поцелуем!
Вжал ее в мягкую спинку дивана, пальцы сами собой скользнули под футболку, нежно касаясь изгиба спины. Там у нее очень чувствительное место, он это выяснил! И — целовать, целовать, целовать… Мягкие губы, упругий язычок, глотать ее дыхание, первый тихий стон. Левая рука переместилась вперед, также под футболку. Футболка домашняя, и под ней нет ничего, кроме гладкой теплой кожи. Нашел сосок, тихонько сжал, теряя голову окончательно. Губы сами собой скользнули по шее вниз.