На Эмму кто-то смотрел. В коридоре, где было полно студентов старшей школы, это осознание пришло не из-за зрительного контакта, установленного c виновником, а из-за чувства тревоги в душе. Без всякого сомнения, с неё кто-то не сводил глаз. Это было не то ощущение, когда на неё краем глаза смотрел Райли, думая, что она ничего не замечает. Это было ощущение, что на неё смотрели в упор. Учитывая, что Райли шёл на пятый урок, Эмма поняла, что это был не он, но чувство, что она была объектом чьёго-то внимания, её не отпускало. В поисках виновника она посмотрела вокруг.
Эшли.
Эмма попыталась игнорировать взгляд, сверлящий её затылок и следивший за каждым её движением, но не могла.
– Прекрати, – крикнула она через плечо первокурснице. – Я серьёзно.
Оказавшись рядом и по-прежнему глядя на неё, Эшли спросила:
– Ты в порядке?
Эмма проворчала:
– В миллионный раз повторяю. Да.
С того момента, как Эмма перешагнула порог школы, и до текущей минуты Эшли заявляла о своём присутствии, уставившись на неё. Пока что усилия Эммы заставить детку забыть о незначительном происшествии прошлого вечера были напрасны.
– Вчера у меня, должно быть, было что-то вроде нервного срыва, но всё прошло. Так что перестань, пожалуйста, смотреть на меня так, словно я сейчас разлечусь на миллион осколков.
– Прости, – сказала Эшли. – Просто я раньше никогда не видела, как ты плачешь.
Эмма закатила глаза.
– Да, мысль о том, что у такого человека, как я, на самом деле есть чувства, удивительна, не правда ли?
Эмма, в отличие от всего остального женского населения, не заливалась слезами каждую вторую секунду, чтобы привлечь внимание, но это не означало, что она была чудом природы.
– Я не это имела в виду, – запротестовала детка. – Я просто хочу помочь.
– Да, ты и любой другой на планете, – в своём голосе Эмма услышала больше сарказма, чем ожидала, но серьёзно, почему все проявляли к ней внезапный интерес? Что за надоедливая, удушающая и ужасающая грубость?
Эшли наклонила голову. Несмотря на каштановые волосы, отбрасывающие тень на её лицо, Эмма увидела, как у детки задрожал подбородок. Неужели с точки зрения первокурсницы выглядеть такой разбитой было незаконно? У Эммы сжалось в груди. Если бы у Эшли из глаз скользнула хоть одна слеза, Эмма возненавидела бы себя навеки.
Она никогда не хотела причинить детке боль. Взглянув Эшли в лицо, Эмма поняла, что речь дело-не-в-тебе-дело-во-мне не улучшит положение, поэтому она попыталась найти другой подход.
– Видишь ли, моя жизнь уж точно не… – как можно было выразить это неоскорбительными девчачьими словечками? – не бабочки и не розы.
Она не смогла не допустить в словах некоего подобострастия.
– Мне просто нужно было побыть одной.
– Нужно было. Предикатив употреблён в прошедшем времени, – официально заявила Эшли. – Это означает, что мы можем возобновить тренировки? Сегодня?
Эмма знала, что если бы ответила «нет», то пожалела бы об этом. Не говоря уже о чувстве вины перед Райли и Эшли, которого она не вынесет.
– Конечно, почему нет?
Эшли бросилась к Эмме и обвила худыми руками её талию.
– Спасибо, тренер.
– Я говорила тебе, – произнесла Эмма, выкручиваясь из объятий Эшли. – Я не твой тренер. Никогда не называй меня больше так.
– Хорошо, тренер, – сказала Эшли. – Я сообщу Шайло и Пэйтон.
– Теперь исчезни, – приказала Эмма, слегка подталкивая её вперёд через холл. Школе следовало проводить политику первокурсники-должны-быть-увиденными-а-не-услышанными. Выпускники не обязаны их терпеть.
Эмма не смогла удержаться, чтобы не покачать головой и не засмеяться, когда Эшли столкнулась с одним человеком, потом с другим, пытаясь добраться до класса. Вероятно, ей не пришлось бы так туго, если бы она не оборачивалась настойчиво каждые пять секунд, чтобы помахать Эмме.
Вот так Эмма пыталась перешагнуть через случившееся и вернуться к нормальной жизни. Какой бы она ни была.
***
«Монополия». Когда в неё играли два человека, один выходил главным победителем, другой – большим неудачником. «Монополия» была любимой игрой Райли. Не потому, что он всегда проигрывал. Нет. Скорее всего, это относилось к Эмме. Что бы она ни пыталась делать или не делать, она никак не могла одержать победу в этой глупой игре. Она могла начать с двумя тысячами дополнительных долларов и половиной всего имущества, но, несмотря на это, каким-то образом умудрилась бы всё потерять, отдав в загребущие руки Райли. Это было печально. Но время от времени она уступала его мольбам и давала согласие разложить на полу «Монополию». Дозволенное ей продолжительное вторжение в частную жизнь семьи Лэджеров считалось одним из таких случаев.