Выбрать главу

Он посмотрел вниз на свой костюм.

— Мне нужно переодеться.

ГЛАВА XXVII

ОБУЧЕНИЕ ДРЕВНЕГО БОГА НОВЫМ ТРЮКАМ

Аид вернул Персефону в Лексус и телепортировался в Подземный мир, появившись в своих покоях. Он воспользовался моментом, чтобы сделать глоток виски. Он ненавидел себя за то, что собирался сделать.

— Гермес!

Он призвал бога одной командой, и тот появился, одетый в сетчатый укороченный топ и крошечные кожаные шорты.

Что за хрень он прервал?

— Да, Король Смерти и Тьмы…

Голос Гермеса затих, когда он обвел взглядом комнату. Когда он снова встретился взглядом с Аидом, тот казался ошеломленным.

— Я сплю?

— Мне нужна твоя… помощь, — сказал Аид.

— Я вижу сон.

Гермес ударил его по лицу.

— Гермес, — процедил Аид сквозь зубы.

— Нет, нет, — сказал он, поднимая руки, как бы прося его замолчать. Он перевел дыхание.

— Не разрушай это для меня. Может, я и во сне, но я собираюсь воплотить в жизнь одну из своих пяти главных фантазий…

Аид ударил бога по щеке, который выглядел потрясенным.

— Это не сон, Гермес.

Они уставились друг на друга, и в наступившей тишине Аид приподнял бровь. — Пятерка лучших фантазий, да?

Гермес поднял подбородок и прочистил горло.

— Что тебе было нужно?

— Во-первых, я думаю, мы можем договориться, что ни один из нас не будет раскрывать, что происходит здесь сегодня вечером?

Глаза бога расширились, а рот приоткрылся.

— О мои боги, я действительно сплю.

— Гермес! — огрызнулся Аид. — Мне нужен…модный совет!

— Ох, — он моргнул, а затем расплылся в улыбке. — Почему ты сразу не сказал?

Аид впился взглядом в бога. Ему следовало бы выпить всю бутылку, прежде чем призывать бога. Через мгновение он объяснил.

— Персефона будет учить меня печь. Что мне надеть?

— Она учит тебя печь?

Удивленный голос Гермеса.

— И ты согласился? Добровольно?

Аид сверкнул глазами.

— Ты, должно быть, действительно любишь ее.

— Гермес, — предупредил Аид. Если ему придётся произнести имя бога еще раз, он отправит его на ночь в Тартар.

Он, казалось, понял намек и выпрямился.

— Окей. Обычное свидание с выпечкой.

Он бросился к шкафу Аида.

— Почему ты носишь только костюмы? Гермес пожаловался.

— В чем ты спишь?

— Ни в чем, — ответил Аид. — В чем смысл?

В одежде было жарко, и это означало больше слоев, чтобы добраться до того, что он хотел, даже когда Персефона не спала рядом с ним.

Гермес вздохнул.

— Ты невозможен. Погоди.

Он исчез на мгновение и вернулся с черной рубашкой и парой серых спортивных штанов.

— Что это такое? — спросил Аид голосом, сочащимся осуждением.

— Одежда, — сказал Гермес. — Повседневная одежда. Не то чтобы я ожидал, что ты знаешь определение повседневности, мистер Костюм и Галстук.

Он ткнул ими в грудь Аида.

— Переоденься.

Он сердито посмотрел на Гермеса, направляясь в ванную. Когда он вернулся, Гермес хлопнул в ладоши.

— Идеально! Ты готов к выпечке!

Затем бог покачал головой.

— Я никогда не думал, что эти слова слетят с моих уст.

Аид потянул за рубашку, и Гермес оттолкнул его руки.

— Подожди-ка! Ты же не хочешь, чтобы Сефи знала, что я тебя одел, не так ли?

— Сефи?

— Что? Это никнейм.

Аид не был уверен, как он относится к тому факту, что у Гермеса было прозвище для его возлюбленной.

— Иди, пока Персефона не подумала, что ты передумал! — сказал Гермес. — О, и я приму оплату печеньем!

Он пропел последнее слово перед тем, как исчезнуть, и Аид никогда в жизни не был так рад избавиться от бога.

***

Аид появился перед дверью квартиры Персефоны и постучал. Она сразу же открылась, и он подумал, не стояла ли она с другой стороны, ожидая его прихода.

Она окинула его оценивающим взглядом, но ее глаза быстро сузились.

— Они были у тебя до сегодняшнего дня?

Она указала на спортивные штаны.

Она хорошо знала его, и он ухмыльнулся, признав:

— Нет.

Она отступила в сторону, и он протиснулся в дверь. Это напомнило ему о том, что он не был создан для обитания смертных. Двери были слишком короткими, проходы слишком узкими, но он не возражал против близости с Персефоной так близко. Она уставилась на него, как будто не могла поверить, что он появился.

— Что? — спросил он.

— Ничего.