— Не ухожу.
Он поцеловал ее в лоб.
— Спи.
Аид лежал рядом с ней, совершенно бодрствуя. Ее кровать была маленькой и пахла ею. Он закрыл глаза, но его телу было жарко, а мозг был слишком напряжен, думая об их предыдущей встрече на кухне и о том, как он хотел закончить то, что они начали. Но Персефона устала, и он не хотел ее будить, поэтому перевернулся на бок и крепко зажмурился. Казалось, прошла вечность, прежде чем он заснул, и это длилось всего несколько секунд, прежде чем он снова проснулся, его тело было поверх тела Персефоны, его рот пожирал ее кожу. Она застонала и потянулась к нему, их поцелуи были настойчивыми, как будто они не были вместе неделями, месяцами.
Аид стянул с нее рубашку и вытряхнул ее из штанов, прежде чем нырнуть между ее бедер. Он брал ее медленно, покусывая внутреннюю сторону ее ног, дуя на ее горячую сердцевину, посасывая ее клитор, пока она не взмолилась о его языке. Он протянул ей свои пальцы, вводя их в ее жар. Она промокла насквозь, и он застонал.
— Ты прекрасна, — сказал он.
— Ты ощущаешься хопошо, — прошептала она. — Ты ощущаешься…как власть.
Сначала он чувствовал себя под контролем, как будто, возможно, он мог бы заняться с ней любовью так же, как перед камином в своем кабинете. За исключением того, что чем больше она реагировала на вторжение его члена — хватала его за руки и одеяла и вдавливала голову в матрас — он не мог контролировать себя. Свирепый, требовательный рык вырвался из его горла, и он крепко поцеловал ее, задевая зубами ее губы, посасывая шею и толкаясь в нее, двигая всем ее телом, пока они не прижались к изголовью кровати. Аид использовал свои руки, чтобы подложить ей под голову подушку, в то время как ногти Персефоны царапали его спину. Он даже не почувствовал укола, только экстаз от их совокупления.
Кровать затряслась, их гортанные крики наполнили комнату, и когда он кончил, то рухнул на нее, их тела были скользкими от пота. Только когда у него перехватило дыхание, он понял, что она плачет.
— Персефона.
Он оттолкнулся от нее, чувствуя, как у него нарастает истерика.
— Я причинил тебе боль?
— Нет, — прошептала она, прикрывая глаза, и он почувствовал огромное облегчение.
— Нет, ты не причинил мне боли.
Он мгновение смотрел на нее сверху вниз, пока она тихо плакала. Он знал, что у ее слез могло быть несколько причин, но он не стал бы строить догадки и не стал бы спрашивать. Если бы она захотела сказать ему, она могла бы. И все же он не хотел, чтобы она пряталась, независимо от причины. Он убрал ее руки от лица, смахнул влагу с ее щек и поцеловал в лоб, прежде чем подвинуться к себе и прижать ее к себе. Он накрыл их обнаженные тела одеялами.
— Ты слишком идеальна для меня, — прошептал он, целуя ее волосы, и они погрузились в мирный сон.
Аид проснулся мгновенно, и на этот раз это не имело ничего общего с желанием, а было связано с запахом магии Деметры. Он клубился в воздухе, как сильный мороз.
Он перекатился в сидячее положение, но не успел одеться, как появилась Деметра с глазами, подобными огню, и лицом, холодным как лед.
Персефона, не обращая внимания на появление матери, повернулась к нему, протянув руку через простыни.
— Возвращайся в постель.
Его сердце сжалось в груди, а затем комнату заполнил голос ее матери, звук, подобный грому и молнии, сражающимся в небе.
— Отойди от моей дочери!
— Мама!
Персефона села и побледнела, прижимая простыни к груди.
— Убирайся!
Взгляд Деметры упал на Персефону, и Аиду потребовалось все, что было в его силах, чтобы остаться там, где он был. Он хотел защитить ее от ее матери, от обещания мести, которое он видел написанным на ее лице. Даже если бы он разбудил Персефону вовремя, чтобы она оделась, было бы невозможно скрыть то, чем они занимались. Их ароматы прильнули друг к другу, их тела все еще были скользкими от запаха секса.
Персефона потянулась за своей ночной рубашкой и натянула ее через голову, прикрываясь как можно быстрее.
— Как ты смеешь.
Голос Деметры дрожал, ее рот скривился от ярости.
Аид остался сидеть на кровати, его тело было напряжено, готовый наброситься при малейшем намеке на нападение.
— Как давно? — потребовала Деметра.
Месяцы, хотел сказать Аид, потому что знал, что это вызовет недовольство Богини Урожая, но одно дело — принять гнев Деметры на себя, и совсем другое — наблюдать, как Персефона страдает от этого.
— Это действительно не твое дело, мама, — отрезала Персефона.
— Ты забываешь свое место, дочь.