Он налил ей бокал и пододвинул его к ней. Она взяла его, ее изящные пальцы обхватили ножку, когда она отпила глоток. Аид мгновение наблюдал за ней, отвлеченный ее ртом и тем, как ее язык выскользнул наружу, чтобы смочить губы. Ее пристальный взгляд обжигал его кожу, глаза жаждали.
— Голодна? — спросил он. — Ты почти не ела на торжестве.
Ее глаза сузились.
— Ты наблюдал за мной?
— Дорогая, не притворяйся, что ты не смотрела на меня. Я знаю, когда ты смотришь на меня, как знаю вес своих рогов.
Она отвела глаза, покраснев.
— Нет, я не голодна.
Жаль, подумал он, наливая себе стакан виски.
Они оказались на противоположных концах стола перед камином, в центре которого лежала колода карт.
— Игра? — спросила она, когда Аид потянулся за картами.
— Покер, — ответил он, открывая коробку и тасуя карты.
Она перевела дыхание.
— Ставки?
От ее вопроса воздух сгустился, и Аид улыбнулся.
— Моя любимая часть. Скажи мне, чего ты хочешь.
— Если я выиграю, ты ответишь на мои вопросы.
Он знал, что она на это поставит.
— Договорились, — сказал он, закончив тасовать карты. — Если я выиграю, ты снимаешь одежду.
Если она и была шокирована, то никак этого не показала.
— Ты хочешь раздеть меня?
— Милая, это только начало того, что я хочу с тобой сделать.
Неужели он вообразил изгиб ее губ?
— Один выигрыш равен одному предмету одежды?
— Да, — сказал он, разглядывая ее платье — этот великолепный кусок атласной ткани. Он надеялся, что это была единственная вещь, которую она носила. Затем ее рука привлекла его внимание, коснувшись цепочки ожерелья там, где она опускалась между грудей.
— А что насчет драгоценностей? Ты считаешь это раздеванием?
Он отхлебнул из своего стакана.
— Зависит от обстоятельств.
— От каких?
— Я могу решить, что хочу трахнуть тебя в этой короне.
Теперь по ее ухмылке нельзя было догадаться; она изогнулась на ее прекрасном лице, полном озорства.
— Никто ничего не говорил о сексе, лорд Аид.
— Нет? Жаль.
Она наклонилась над столом, открывая ему полный обзор своей груди. Он мысленно застонал.
— Я принимаю твою ставку.
Его брови приподнялись.
— Так уверена, что победишь?
— Я не боюсь тебя, Аид.
Никогда, подумал он. Он никогда бы не захотел, чтобы она боялась его, даже в самые мрачные моменты его жизни. Проблема была в том, что она никогда не видела его таким — сердитым, агрессивным и жестоким. Истинность этого заявления еще предстоит выяснить.
Персефона вздрогнула.
— Холодно? — спросил он, сдавая первую раздачу.
— Горячо, — прохрипела она и улыбнулась, ее глаза были полны страсти.
Аид выложил свои карты — пару королей.
Именно сжатие ее губ сказало ему, что она проиграла, и он получил подтверждение, когда она выложила свои карты. Он улыбнулся, и похоть пробежала по его венам, прямо к члену. Он оценивал ее, не торопясь сканируя ее тело, решая, что бы он взял.
— Полагаю, я возьму ожерелье.
Когда она потянулась, чтобы расстегнуть его, он остановил ее.
— Нет, позволь мне.
Она уронила руки на колени, когда Аид приблизился. Его пальцы покалывало, когда он собрал в ладони ее густые волосы, перекидывая их через плечо. Он расстегнул цепочку, позволив металлу упасть между ее грудей, наслаждаясь тем, как она вдохнула, когда он поцеловал ее ключицу.
— Все еще горячо? — спросил он у ее кожи.
— Настоящий ад.
Он практически чувствовал запах ее похоти.
— Я мог бы освободить тебя из этого ада.
Его губы прошлись вверх по изгибу ее шеи.
— Мы только начали, — прошептала она.
Его разочарование было тяжелым, но все же не таким обременительным, как нарастающее давление в его члене. Он выдавил из себя смешок и отстранился, уже думая о том, что он попросит дальше.
За исключением того, что Персефона победила.
Она ухмыльнулась, выкладывая карты на стол.
Аид был недоволен, больше всего на свете он был нетерпелив. Он хотел ее обнаженной, распростертой перед ним. Он хотел быть по самые яйца внутри нее.
— Задавай свой вопрос, богиня. Я горю желанием разыграть еще одну комбинацию.
Он знал, что она скажет, и хотел поскорее покончить с этим.
— Ты спал с ней?
Он ненавидел этот вопрос, потому что он напоминал ему о другой версии его самого. Той, которая казалась безнадежной и бесстрастной. Той, которая стремилась возродить любое чувство принадлежности и потребности, и он обратился к Минфе. Он не был горд, но знал, что она была бы согласна.