— Сегодня я первый… — открываю рот и закрываю, все возражения вмиг пропали, когда в меня проникли двумя пальцами. Я выгнулась навстречу Кеше и захныкала, когда ощутила внутри себя пустоту.
— Будь хорошей девочкой, Лиса, — ухмыляясь, говорит Кеша, прежде чем войти в меня и утонуть в море наслаждения.
***
Даже сейчас, вспоминая все это, по телу бегут мурашки, внутренности все сходят с ума, и только мозг подкидывает мне следующую картинку, где я сообщаю Кеше о беременности.
***
— Дорогая, как? Когда? Мы ведь всегда строго за всем следили, — осторожно говорит мне Кеша, смотря в самую душу. Я вижу, как в его глазах плещется недоверие с беспокойством, и, понятное дело, страх. Никому не хочется выйти замуж и сразу же оказаться будущим папой, когда детей не было и в планах на ближайшие пару лет. Когда мы сами еще дети, не успевшие окончить учебу. Конечно, нам оставалось всего ничего, буквально полгода, но все же это ничего не меняет…
— Тот самый раз, когда мы с тобой отмечали наш очередной юбилей, я тебе устроила мини-маскарад. Той ночью… ты помнишь, чтобы мы вообще хоть о чем-то думали, да нам ведь снесло крышу! Особенно мне… — Кеша хватается за переносицу и закрывает глаза, я же поглядываю на часы, зная, что у мужа скоро будет совещание на работе. Не самое подходящее время для такого разговора, но я итак тянула больше недели, ходя с широкой улыбкой до ушей. Кто же тогда знал, что мой ненаглядный откажется от меня при первой же серьезной проблеме?
— Ты делаешь аборт, Алиса. И это не обсуждается, — говорит Кеша и морщится от своих же слов, похоже, сказать легче, чем осознать всю дермовость ситуации. Для меня же это прозвучало, как приговор, нет, хуже. Меня будто ударили наотмашь, я даже руку поднесла к лицу, чтобы убедиться, что это всего лишь мое впечатлительное воображение представило себе такую ужасную картину, — мы слишком молоды, чтобы брать на себя такую ответственность. Я не готов быть папой, ты не готова быть мамой. У нас нет собственной крыши над головой, мы, в конце концов, еще даже не закончили учиться! — я машу рукой, прося этого труса заткнуться! Мне хочется столько всего ему высказать, но я останавливаюсь лишь на одной фразе:
— Да пошел ты, муженек! — разворачиваюсь и ухожу в звенящей тишине, которую Иннокентий даже не думает прерывать.
***
Смаргиваю подступившие слезы, машинально кладя руку на живот, понимая, что сейчас нашему ребенку было бы примерно семь месяцев. Я могла бы быть мамой, баюкать на руках малыша или малышку, напевая всякие колыбельные. Мы бы ходили гулять и учились разговаривать, споря с Кешей какое слово наш ребенок скажет первым: «мама» или все-таки «папа». Выбирали бы всякие вещи и игрушки, в конце концов, думали бы над именем! Но это все иллюзия… рухнувшая надежда, которая даже сейчас приносит неимоверную боль. Хочется горько плакать, трогая еле ощутимый шов на животе, осознавая реальность произошедшего. Вместо этого я смотрю на Кешу и говорю, сначала довольно медленно и тихо, но вскоре мой голос становится все громче, внутри меня за короткое время выросла истерика, которую я начинаю выплескивать на этого урода. Подмечая про себя, что если бы родители знали, то вряд ли бы позволили ему приехать ко мне и вообще за мной.
— И ты после такого приехал ко мне? Ты действительно веришь в то, что я вернусь с тобой?! Тогда, Кеша, советую тебе принимать таблетки «Антинаивность»! Ты разрушил НАШУ семью! И даже не надейся на то, что я вернусь. Точнее, вообще ни на что не надейся! — взмахиваю рукой в сторону окна, злобно продолжая: — на улице ходит куча девиц, пойди и закадри себе какую-нибудь! Мне же теперь, когда я все вспомнила, не то, что с тобой говорить не хочется, мне больше не хочется видеть тебя в своей жизни. Наш этап пройден и вычеркнут, благодаря тебе. Сейчас все могло быть по-другому, намного лучше, мы бы закончили учебу и растили малыша. Ты этого не захотел! Ты меня, можно сказать, отверг! Теперь я отвергаю тебя…
— Принимая Артема? — резко перебивает меня этот трус и я замолкаю. Хмурюсь и резко вскакиваю на ноги, тычу пальцем напротив глаза Кеши, искренне желая проткнуть его и отвечаю:
— Интересно, откуда это ты знаешь о нем?
— Я все знаю о тебе, Алиса, — говорит он каким-то странным тоном. Но нет, он не пугает, а смешит меня. Каждый из них знает меня ровно настолько, насколько я считаю это нужным, и не более. Разве, что они (Артем и Кеша) накопали сами что-то обо мне, однако они не учли, что я умею скрыть о себе информацию даже от высших служб. Они не учли мои знания и возможности, оно и к лучшему.
— Молодец, Кеша, очень рада за тебя. Заруби себе на носу, мои дела тебя не касаются! Разговор окончен! — разворачиваюсь к двери и почти дохожу до выхода, когда меня резко хватают за руку и тянут назад. Во мне срабатывает рефлекс самообороны, и я выставляю локоть, который успешно встречается с лицом Иннокентия. Не оборачиваясь, я повторяю:
— Разговор окончен, как вернусь домой — подам на развод. Не ищи меня больше, — и ухожу навсегда от несостоявшегося счастливого прошлого.
Выхожу в коридор и иду в сторону лифта, но почти сразу же разворачиваюсь в сторону лестницы, так как вижу Ника с Артемом, которые, слава Богу, не успели заметить меня. Нет, мальчики, никакого разговора не будет. С меня достаточно всего этого сумасшествия, поэтому я, как трусишка зайка серенький, хочу убежать от всех, и я сделаю это.
Достаю телефон из кармана джинсов и провожу рукой по сенсору. Не обращаю внимания на кучу пропущенных вызовов от родителей и набираю Линду (как хорошо, что она успела сама записать свой номер). Второй гудок, третий, и наконец подруга берет трубку!
— Да? — без лишних предисловий, уточняю:
— Все готово?
— Обижаешь! Конечно! Я успела припрятать немало всего в сумку до прихода твоих родителей.
— Ноутбук?
— Самым первым сложила! — вздыхаю с облегчением и говорю:
— Люблю тебя! — Линда издает какой-то непонятный звук и отвечает:
— И я тебя, детка! Около черного входа через пять минут!
— Уже бегу! — успеваю услышать, как Линда хмыкает, прежде чем нажимаю отбой. Ускоряю шаг, чтобы без всяких происшествий добраться до выхода. В голове стучит, руки трясутся, пока я стараюсь убедить себя, что поступаю верно. Может быть, и не хорошо убегать от всех проблем, но еще немного и я из-за всех этих событий угожу в психушку, поэтому будет лучше, если я сама уеду. Как можно надольше, может родители и будут на меня долго и упорно злиться, но и предпринять ничего не смогут.
Выхожу на улицу и без лишних слов забираю из рук Линды сумку и выписку из больницы, которую моя подруга успешно стащила у врача. Улыбаюсь ей сквозь слезы, и мы коротко, но крепко обнимаемся.
— Ты просто обязана будешь пригласить меня в гости! — шепчет Линда.
— Да с радостью, можешь и переезжать ко мне. Все-таки одной как-то скучно, — подруга скептически смотрит на меня и говорит:
— У тебя под задницей двое мужиков бегает. Не думаю, что ты долго сможешь прятаться от них. В любом случае, я за Темыча, — я стою, открыв рот и выпучив глаза на Линду, у меня нет слов, нет, не так, какого черта она за Тему?! Не успеваю я задать этот вопрос вслух, как она мне говорит «Пора» и возвращает мою упавшую челюсть на место. На автомате я подхожу к подъехавшей машине и сажусь внутрь, пока Ваня убирает мои вещи, мы перекрикиваемся с Линдой, и ее слова отходят на второй план, вскоре я окончательно забываю о них.
Когда мы трогаемся с места, в голове всплывает фраза Кеши «Будь хорошей девочкой, Лиса», когда мы проезжаем мимо главного входа больницы, я про себя прощаюсь с этим местом.
Нет, Алиса Громова никогда не была послушной, и тем более не собирается ею становиться. Это моя жизнь, и я сама буду решать, кого пускать в нее, а кого выгонять. От кого убегать, а кого никуда не отпускать.