На протяжении нескольких часов, мы с Никитой успеваем вдоволь наестся, поговорить обо всем на свете и даже потанцевать. Насчет последнего я была до последнего против, пока меня не подняли на руки и не отнесли в сторону танцевального зала. Нет, вы не подумайте, я до последнего просила спустить меня на кафель и обещала идти сама, но видимо Никита мне не поверил и решил действовать как пещерный человек. В итоге я подарила ему пару медляков и попросилась домой. Тяжелая неделя сказывалась на моей усталости, да и чувство тоски подкатывало все сильнее к горлу. Мягко так намекая на то, что я сейчас не с тем, с кем хотела бы и должна быть.
***
— Спасибо за хороший вечер, Никита, — широко улыбаясь, говорю я, когда мы останавливаемся около моего подъезда. Ну вот теперь и мой бывший муж знает место моего жительства… Может, и вправду пора перебираться обратно к родителям в Москву? Хотя Соболев мне и так не оставил никакого выбора, только если я не сбегу… А Алиса Громова однозначно способна на такой действие.
— Тебе спасибо, Лисенок, уделила нам время, — я стараюсь никак не региагировать на «нам», так как понимаю, что не смогу Нику дать то, чего он от меня ожидает. Так как я наконец все осознала и разобралась в самой себе и в своих чувствах. Главное, успеть исправить ситуацию, иначе я никогда себе этого не прощу… Не прощу себе ни за что потерю Артема, единственного мужчину, которого я любила и люблю.
Только я отрываю взгляд от подъезда и поворачиваюсь к Никите, как тут же попадаю в крепкую хватку его рук и в плен губ… На автомате я отвечаю Нику, мы зарываемся друг другу в волосы, мы прижимаемся сильнее и начинаем переходить границы дозволенного… Однако в какой-то момент внутри меня что-то щелкает и я понимаю, что это еще одна ошибка в моей жизни. Мне становится стыдно за саму себя и даже ненавистно. Как можно совершать столько ошибок? Как можно быть настолько слепой?!
Я разрываю поцелуй, тяжело дышу и подправляю свои волосы. Испуганно смотрю на Ника, который, похоже, итак все понял без лишних слов. Я отвожу взгляд в сторону своего подъезда и прошептав одно лишь:
— Прости… — открываю дверцу машины и выхожу. Сначала я иду тихо, чтобы не пропустить тот момент, когда Ник будет уезжать. Но после того, как я слышу повизгивание шин, то почти сразу же срываюсь на бег. Я хочу как можно быстрее объяснится с Артемом, и меня ничем не остановить. Я должна, нет, просто обязана сделать все возможное для нашего счастливого будущего.
Я совсем не помню, как добираюсь до своего этажа. Совершенно не помню, как открываю дверь и прохожу в квартиру… Но возвращает меня в реальность звук бьющейся посуды, за которым я вижу, как в коридоре образуется небольшая такая лужица из янтарной жидкости. Почти сразу же со всем этим безобразием, в коридор заходит Артем, отчаянно ругаясь и совсем не замечая того, что я вернулась. Соболев стеклянным взглядом смотрит на свое «творение» и бормочет:
— Маленькая меня не простит за это… — пора дать о себе знать. Покашливаю и говорю:
— Прощу, если ты сейчас же все приберешь за собой, — Артем медленно, словно не веря, поднимает голову и наконец сосредотачивает свой взгляд на мне. Точнее, сначала обсматривает всю меня очень внимательно и хмурится. Подходит ко мне и гладит по волосам, при этом морщинка между его бровей становится все более отчетливой. Я же опускаю взгляд на пол и закусываю губу, понимая, что не планировала в ближайшее время делать ремонт в коридоре. Именно поэтому, я аккуратно убираю руку Артема, которая так и застыла в моих волосах, снимаю обувь с пальто и прохожу в ванную. Наливаю в ведро воду и мочу половую тряпку, совершенно не заботясь о том, что я в довольно коротком платье, которое все сильнее и сильнее поднимается вверх. Возвращаюсь обратно в коридор, где Артем все также стоит на том месте, на котором я его оставила. Быстро все протираю и ворчу:
— Еще раз, и будешь мыть всю квартиру, — в ответ лишь получаю громкое молчание. Спросите почему? Да потому что я ощущаю, что Соболев не в самом лучшем расположении духа, плюс еще и под градусом. Артем и коньяк — плохое сочетание, сексуальное сочетание. Он всегда становится более требовательным, находясь под градусом, но в тоже время очень нежным и внимательным. Но видимо сегодня Соболев был готов только покомандовать: пока я спокойно выжимаю половую тряпку, споласкиваю ведро и наконец, мою руки, он незаметно подкрадывается сзади меня. Настолько незаметно, что когда я поворачиваюсь, то вскрикиваю от неожиданности. Артем стоит буквально в сантиметре от меня и сверлит очень злым взглядом, даже, я бы сказала, гневным, я же ощущаю себя маленькой нашкодившей девчушкой.
— Он целовал тебя? — спрашивает наконец Артем чересчур спокойным голосом. Проводит рукой по моим губам и оставляет большой палец на нижней губе, слегка нажимая на нее. Вторая же рука вновь путешествует по моим волосам в то время, как терпение Соболева подходит к концу: — Трогал тебя? Мои волосы, мои губы? Брал то, что принадлежит мне, да? — я поджимаю губы, но упрямо молчу, так как понимаю, что на данным момент с Артемом бесполезно разговаривать, разве что попробовать его уложить спать.
— Артем, утро вечера мудренее, пойдем спать. Тебе нужно отдохнуть и прийти в себя, — говорю я стойким голосом и уже собираюсь вырваться из «плена», когда Артем не выдерживает и уже начинает повышать голос:
— Маленькая, я задал тебе несколько вопросов и хотел бы услышать на них ответы, — усмехаюсь, понимая, что говорить что-то дерьмовое у меня всегда получалось на ура. И даже сейчас, когда мне наоборот хотелось помириться с Артемом, я выгибаю бровь и отвечаю:
— Да, мы целовались. Да, он трогал МОЕ тело. Да, он растрепал МОИ волосы. И я позволила ему все это сделать со мной, — Артем вновь хмуриться и сквозь зубы говорить:
— Стерва. Маленькая, дрянная стерва.
— Счастлив поди, что не твоя? — вторю ему, проглатывая его истинные слова обо мне.
— Конечно, все нервы только и вымотала, — чувствую, как к горлу подступают слезы, но все же сдерживаюсь. И смотря Артему в глаза, продолжаю:
— Так отпусти и не мучайся!
— Не могу… — срывается на шепот Артем и притягивает меня к себе. Целует и сжимает своими руками настолько сильно, насколько это вообще можно. Его руки путешествует по моему телу, поглаживают по спине и перебегают к ногам. Мы отчаянно боремся каждый за свое, выражая все свои настоящие в поцелуе: полным горечи и страсти, злости и любви, боли и счастья. Соболев буквально на секунду отрывается от меня и говорит:
— Это. Все. Мое. Никто, слышишь меня? Никто больше не будет целовать эти губы, никто не притронется больше к МОЕМУ телу, к МОЕЙ девочке! Самолично за этим прослежу! — вновь целует меня с еще большим напором, и я понимаю, что Артем не собирается отступать. Я пытаюсь сопротивляться, так как знаю, сколько всего мне нужно рассказать Соболеву. Но Артем не оставляет мне никаких шансов, когда подхватывает на руки и относит в спальню. Когда мы оказываемся на кровати, становится все неважным, кроме нашего соединения, больной любви и безумной страсти.
Артем срывает с меня платье так, что слышен треск рвущихся швов, осматривает мое тело голодным взглядом и проводит носом от пупка до шеи, где оставляет свой первый поцелуй, заставляя меня тем самым окончательно потерять рассудок. Медленно-медленно он проходимся поцелуями по абсолютно всему телу, в то время как его руки избавляют меня от нижнего белья и уже начинают доставлять мне удовольствие. Я начинаю кричать от нетерпения, когда пальцы Артема начинают все быстрее кружить внутри меня, а его губы и вторая рука вытворяет с моим телом такое, отчего я понимаю для себя одно — я окончательно потеряна. Официально объявляю себя потерянной любви к Артему Соболеву, как минимум на всю жизнь…