— Я на самом деле сыграю тебе что-нибудь.
Улыбнувшись в ответ, я постаралась не показывать ему, как разыгралось мое воображение, пока я раздумывала над тем, как мог звучать его голос во время пения и какая музыка ему могла нравиться. Потому что он знал песню «Sara Smile». Наверно, он знал много разных песен.
— А ты всегда можешь поговорить со мной, — предложила я в надежде, что мы снова будем общаться. — Если захочешь, я имею в виду. Неважно, о чем, о чем сам захочешь. Я никогда никому не расскажу, о чем ты мне скажешь.
Его улыбка исчезла, а темные глаза прищурились. Я закрыла рот и поняла, что снова это сделала, сказала ему о том, что следовало держать при себе. Каким-то образом слова вырвались наружу, и если бы я хоть на секунду остановилась, прежде чем мои мысли вырвались на свободу, я бы поняла, что это были именно те неправильные слова, которые мне не стоило говорить ему.
— Извини, — промямлила я. — Я не имела в виду… Ты не обязан говорить со мной. С чего бы тебе разговаривать со мной? Это было глупо. Не знаю, почему сказала это. — Слишком поздно. Я отвернулась и сжала губы, зная, что сказав что-то еще, сделала бы все только хуже.
Какое-то время, пока я переживала, как он отреагирует, он молчал.
— Сара. — Его палец потер мою руку. Я подняла взгляд и увидела, что он все еще наблюдал за мной. — Мы оба знаем, почему ты это сказала. Мы оба видели твой рисунок.
Мои глаза расширились от ужаса, потому что он все понял. Он знал, что я видела, когда смотрела на него, и ему это не нравилось.
— Я знал, что это будешь ты, — сказал он. — Я знал, что именно от тебя мне следует держаться подальше.
Услышав его слова, я быстро моргнула и запрокинула голову назад.
Он сидел, свесив руки между согнутых коленей.
Мои глаза наполнились непролитыми слезами. Такое я даже не могла себе представить. Он сохранял между нами дистанцию специально. Что он имел в виду, говоря, что я была той, от которой ему следовало держаться подальше? Потому что я слишком многое замечала?
— Могу я оставить себе этот рисунок? — спросил он.
Я уставилась на него, прижимая рисунок к груди. Зачем он ему нужен? Этот портрет мог стать моей лучшей работой из когда-либо нарисованных. Но также он показывал что-то о самом Спенсере, то, чего он не хотел бы показывать никому. Именно поэтому он и хотел его забрать. Это относилось к одному из его секретов, и было такое чувство, что этот рисунок вдруг стал принадлежать ему по праву.
Я аккуратно вырвала лист из альбома и вложила в его протянутую руку. Отодвинувшись от меня, он начал складывать его, сначала пополам, а потом еще раз. Я чуть не всхлипнула от того, что складки могли испортить рисунок, пока бумага становилась все меньше и меньше, пока, наконец, совсем не исчезла в его ладони.
Наклонившись к водосточной трубе, он повернулся лицом ко мне.
— Ты не обязана прислушиваться ко мне в том, что тебе не стоит сидеть тут в одиночестве, но если ты продолжишь это делать, мне придется продолжать следить за тобой. Ты не спишь, я не сплю, и я буду наблюдать за тобой все время, каждый раз. Не забывай об этом.
У меня отвисла челюсть. Он что, пытался заставить меня почувствовать вину или запугать меня, или хотел, чтобы я чувствовала себя настолько неловко, зная, что он наблюдает за мной, что перестала бы выбираться сюда? В этот момент я дала себе слово, что буду выбираться сюда каждую ночь только для того, чтобы показать ему, что у него нет никакого права указывать, что мне делать. Но моя храбрость не проявила себя ни на следующую ночь, ни в ночь после той. У Спенсера было много своих проблем, смерть родителей, а, может, даже что-то и посерьезней. Я не могла лишать его и сна.
В конечном итоге, я больше никогда не сидела на своей крыше.
Глава 8
Не бойтесь
(Прим: «Не бойтесь» — работа художника Джесси Уилкокс-Смит.
Родилась в 1863 году. Ее иллюстрации украсили более 40 детских книг
и сотни журнальных статей и обложек)
По дороге в школу на следующий день произошло кое-что необычное. Когда Спенсер сказал мне «привет», его пустой взгляд на мгновенье потеплел. Сначала я решила, что придумала это. После прошлой ночи я была вся на нервах в ожидании встречи с ним и подумала, что мой разум просто разыграл меня. Но он сделал так снова, когда в конце учебного дня заметил меня. Его глаза немного посветлели, когда остановились на мне. Было похоже на то, что между нами произошло негласное понимание. Он знал, что я знала кое-что, но также он понимал, что мог доверять мне в этом.
Как сильно я была в восторге от этой новой теплоты, так быстро этот восторг и исчез, как только Спенсер отвел от меня взгляд, заставив меня переживать еще больше. Это продолжалось в течение всей недели, пока я, наконец, не потеряла терпение. Что-то было не так, и мне нужно было с кем-нибудь поговорить об этом, даже если при этом я немного предавала Спенсера. Но это предательство не грызло меня изнутри, поскольку я планировала поговорить с единственным человеком, которому доверяла больше всего на свете. Моим папой.
Начальник моего отца и дядя Рас остались в тот вечер у нас на ужин, как делали время от времени. Жена шерифа Рирдона умерла в прошлом году, поэтому моя мама, по крайней мере, раз в неделю приглашала его на ужин. А дядя Рас был холостяком, поэтому мама ощущала потребность кормить его домашней едой хотя бы время от времени.
Тем вечером, после того как Эмма ушла в свою комнату и пока мама прибиралась после ужина, я ждала, пока наши гости разойдутся. По пути к двери шериф Рирдон подмигнул мне, а дядя Рас потрепал меня по макушке, как будто мне все еще было пять лет.
Как только они ушли, я пошла вслед за папой в кабинет и заняла место напротив него. Он только потянулся за газетой на кофейном столике, когда его взгляд встретился с моим. Что-то в выражении моего лица заставило его положить газету на место, прежде чем он полностью обратил на меня свое внимание.
Затем сбивчиво, с трудом объясняя все правильно, я рассказала ему обо всем, начиная с того, каким скрытным был Спенсер в разговорах о себе, заканчивая взглядом его глаз и тем, как он отталкивал меня каждый раз, когда я пыталась поговорить с ним. Я даже рассказала ему о портрете Спенсера, который нарисовала, хотя и опустила ту часть, где я сидела на крыше, пока рисовала его.
Он слушал молча, а когда я закончила, он задумчиво потер свою бородатую щеку.
— Этот парень через многое прошел, — сказал он. — Может, он на самом деле грустит, и именно это ты и наблюдаешь.
— Может, — согласилась я без особой убежденности.
— Сара. — Он наклонился вперед, чтобы я обратила на него свое внимание. — Это мило, что ты хочешь помочь Спенсеру. Но все, что ты можешь сделать, это попытаться стать ему другом. Если он хочет дружить с такими людьми, как ты, у которых добрые открытые сердца, он не сможет найти друга лучше. Но если ему это не нужно, ты ничего не сможешь с этим сделать.
Я кивнула, сдерживая слезы от мысли, что Спенсер не хотел быть моим другом.
Большая ладонь моего отца легла на мое колено.
— Все зависимости от того, замечаешь ты это или нет, Сара, твоя доброта на самом деле что-то меняет в людях. Никогда не теряй это качество, даже если не всегда видишь тот результат, которого ждешь. Ты делаешь людей счастливыми, просто оставаясь сама собой. Поверь мне, уж я-то знаю. — Он убедительно улыбнулся.
Я улыбнулась в ответ, чувствуя удовольствие от слов отца, от того, какой он меня видел, потому что я хотела быть похожей на него. Он помогал людям каждый день.
Пролетела оставшаяся часть учебного года. К моему удивлению, не приобретя лучшего друга, я стала близко общаться с Райли. Все эти годы мы жили по соседству, но до этого времени мы никогда особо не тусовались вместе. Мы сблизились на фильме «Сумерки» и вместе прочитали все эти книги. Она была без ума от Тэйлора Лотнера и кричала от возмущения, когда я раскрыла ей тайну, что, на самом деле, на меня он так не действовал.