Я думала о том, как сильно он любил смотреть полицейские сериалы, особенно повторы старого черно-белого сериала «Облава». И несмотря на то, что я высмеивала все в этом сериале — плохую игру, плохую одежду, плохие диалоги — я все равно сидела рядом с ним и смотрела, потому что хотела проводить с ним как можно больше времени.
Папа был сладкоежкой. Я вспомнила и это. Каждый Хэллоуин он лично инспектировал конфеты, которые мы успевали собрать по соседям, чтобы убедиться, что никто в них ничего не подсунул. Прежде чем утвердить их, он откусывал от каждой и говорил «налог для папы».
По вечерам, прежде чем оправиться спать, он обходил весь дом, проверял, чтобы были закрыты все окна и двери. Он старался, чтобы его семья была в безопасности.
Все эти воспоминания были утеряны во время долгого опустошения, но сейчас я хотела все вспомнить. Я хотела прочувствовать его потерю. Папа заслужил, чтобы о нем помнили. Это было худшим из всего произошедшего — я похоронила все воспоминания вместе с ним. Даже хорошие, которые оставались в памяти яркими и четкими. Они были запятнаны его смертью, и я не знала, как помнить о них и при этом не приходить в отчаяние от того, что они больше никогда не повторятся. Я не хотела думать о ночи, когда он погиб. В течение слишком долгого времени я вообще не думала о нем, по крайней мере, не тогда, когда бодрствовала или когда могла это контролировать.
Спустя несколько часов, когда сквозь тьму стало пробиваться солнце, я почувствовала полное опустошение. Мне нужно было остановиться. Но после того, как всю ночь вспоминала о нем, я как будто стала к нему чуть ближе, я так по нему соскучилась, что казалось, будто физически ощущаю эту боль утраты. Я укуталась в покрывало с головой, но так и не заснула.
В семь утра я уже приняла душ и сварила кофе, когда Райли, еле волоча ноги, зашла на кухню и забралась на барный стул.
— Привет, — пробубнила она.
— Ты рано встала.
Она нахмурилась.
— Ничего не могу с этим поделать. Как бы поздно я ни легла, я всегда встаю вместе с восходом солнца. Как птица. С похмелья, кстати, весьма раздражительная птица.
Улыбнувшись, я достала две кружки и налила нам кофе. Сделав первый глоток и вздохнув, она спросила:
— Какие у тебя на сегодня планы?
Она забыла. Сжав пальцами ручку своей кружки, я ответила:
— Я поеду в свой старый дом.
— Дерьмо. — Она опустила свою кружку и посмотрела на меня. — Прости. В какое время хочешь поехать?
— Во сколько ты должна быть на работе?
Что-то бормоча под нос, она посмотрела на часы на плите.
— Снова в одиннадцать. Они продолжают подставлять мне обеденные смены. И мне лучше начать собираться. Но сначала скажи-ка мне, ты повеселилась прошлым вечером?
Я отпила кофе и сжала ладонями теплую кружку.
— Повеселилась, но вот Колби был просто в восторге. Это было так заметно.
Сначала она засветилась от удовольствия, но потом нахмурилась.
— Я такая дура, что сказала вчера ту фигню по поводу того, что не уверена в Колби. Я нервничала из-за вечеринки и чувствовала себя неуверенно. Думаю, это потому, что временами я задумываюсь, почему он вообще до сих пор со мной.
Она смотрела на меня сквозь полуприкрытые веки.
— Райли! Ты сейчас серьезно?
Я уперлась руками в бедра.
— Видишь? Неуверенность, но ничто не отменит нашу совместную пятидесятилетнюю годовщину. — Она одарила меня кривоватой улыбкой. — Спенсер так и не вернулся вчера, да? Вот засранец.
— Думаю, он был занят.
Райли усмехнулась.
— Скорее всего, ему пришлось везти Аннабель прямо в Бостон.
Мы допили кофе, и Райли ушла собираться на работу. Я поела немного хлопьев, которые нашла в кухонном шкафу, клятвенно пообещав себе до отъезда пополнить ее запасы, когда она появилась в своей униформе — белой рубашке на пуговицах и шортах цвета хаки.
— Я постирала футболку, которую ты вчера одолжила мне, — сказала я.
Она отмахнулась, дав понять, что это не проблема. Затем она схватила свои ключи с барной стойки.
— Ты точно готова сделать это?
— Настолько, насколько вообще смогу быть готовой к этому.
Выпив свой кофе до последней капли, я поставила кружку в раковину и прошла за Райли к двери.
Во время поездки я молчала, смотрела в окно, пока мы ехали по городу мимо наших старых соседей. Улицы постепенно становились все более знакомыми, и когда мы доехали до перекрестка, дороги от которого расходились в сторону пляжа и в сторону главного шоссе, пролегающего параллельно Шестому шоссе, я попросила Райли свернуть не направо, а налево.
Она бросила на меня любопытный взгляд.
Это было спонтанное решение. Сначала я хотела поехать по главной дороге. Какой-то части меня казалось, что я никогда не покидала это место.
— Я не хочу смотреть на дом прямо сейчас. Сначала я хочу увидеть то место, где все произошло.
Ее беспокойство было таким очевидным.
— Сара, я не думаю…
— Пожалуйста. Я буду в порядке.
Ее губы сжались в неодобрении, когда она свернула влево. Спустя несколько миль она спросила:
— Ты точно уверена?
Я кивнула, но мои зубы стучали, а пальцы вцепились в коленки. Я не была уверена, но, в любом случае, должна была это сделать. Прошлой ночью что-то изменилось. Открыв себя для всех воспоминаний об отце, которые я так долго блокировала, я захотела сегодня стать к нему еще ближе. В один миг, только поднявшись с кровати, мне показалось, что я почувствовала запах его одеколона. Нужда в нем пробирала меня до самых костей, и больше всего мне хотелось попасть в то место, где он сделал свой последний вдох.
— Я знаю только приблизительно, где это произошло, — сказала она, — поэтому тебе придется показать мне, где именно нужно остановиться.
Все еще глядя в окно, я мысленно представила то место.
— Это на перекрестке главной улицы. Прямо на светофоре.
На подъезде к этому месту не было ни жилых домов, ни каких-либо других зданий, только деревья, которые были недостаточно густыми, чтобы закрывать мне вид на двухполосное шоссе. Там не было никаких знаков, чтобы мы могли понять, что добрались до места, только беспокойное поерзывание Райли рядом со мной.
— Осталось немного, — предупредила она. Когда машина замедлилась, я почувствовала на себе ее взгляд. — Сара, я, правда, старалась не спрашивать тебя об этом снова. Но сейчас, когда мы уже здесь… что на самом деле случилось с твоим папой?
Я судорожно вздохнула, думая о том, как она смогла сдерживаться до сих пор, и не уверенная, почему было так сложно произнести нужные слова. Настало время обо всем ей рассказать, настало время перестать хранить все в тайне.
— Слухи были правдой. — Я смотрела в окно, но в этот момент повернулась к ней лицом. — Джексон Пирс был более чем причастен ко всему. Он стрелял в моего отца. Он убил его.
Ее взгляд метался между мной и дорогой. Я прямо чувствовала, как она пыталась осмыслить эту информацию, видела шок, окутывающий ее.
— Полиция это скрыла, — продолжила я. Вот, я все сказала, и конец света не наступил. По крайней мере, я на это надеялась.
— Иисус. — Она больше выдохнула слово, чем произнесла это имя. — В смысле, я знала, но на самом деле не знала. Почему полиция все скрыла и почему вам пришлось уехать так быстро, никому ничего не сказав?
Я прикусила нижнюю губу. В этом то и была вся суть. Мы сбежали с этого города не потому, что полиция отмазала Джексона. И вот настал тот момент, когда надо было объяснить, почему мы были вынуждены это сделать.
— Я была там, Райли. Я видела грузовик Джексона. Я знала, что это был он.
Она втянула в себя воздух.
— Но он не видел меня, — продолжила я, — и все испугались того, что он мог мне сделать, если бы узнал об этом.
— Сара, — прошептала она напряженным голосом. — Почему они не упрятали его в тюрьму? Если бы они закрыли его, он бы не смог ничего тебе сделать.
Я кивнула.