Клеопатра (пришла наконец в себя; в слепом, злом гневе, который делает ее некрасивой и вульгарной). Он любит!. Он, видите ли, любит, будет помнить, тосковать… Ублюдок, римская рожа, солдафон!. Пропахший конским потом легионер с кривыми ногами! Лысый старикашка! — он любит!. А мне плевать! Я-то не люблю! Мне тошно от твоего стариковского запаха, от твоей лысины, от твоих серых морщин! Старый козел, который и ночью в постели с женщиной не может согреться! Трезвый, скучный, желчный старикашка, кожа да кости, об них можно только оцарапаться, и похоть твоя тоже шершавая и сухая, как и твоя кожа! Я не люблю тебя. И никогда не любила. Ни на день, ни на миг, ни вот настолечко! Я тебе лгала! — прикидывалась, потому что ты мне отвратителен. Противен ты мне, римский безрогий козел! Варвар, который думает, что если он строчит письма на восковых табличках, так он и ровня мне, царице из дома Птолемеев!. Меня клонит в сон от одного твоего голоса, скулы воротит! Холодная щука с ощеренными гнилыми зубами! Ты провонял Римом и старостью. Цезарь, от которого разит могилой… И Рим твой — вонючая сточная канава, выгребная яма! Не-на-ви-жу! Щука лысая! Протухший козел! Старик! Старик! Старик!.
Цезарь (почти с удивлением). Никогда не думал, что ты меня так сильно любишь… (Кричит кормчему.) Повернуть назад! По драхме каждому гребцу, если к утру мы будем в Александрии!. (Повернулся к Клеопатре.) Я люблю тебя и благодарен тебе за это. (Ушел.)
Клеопатра (вслед ему, сквозь рыдания). Цезарь! Цезарь! Гай!
Снова — Акциум, вечереет, бой идет к концу.
Антоний (наблюдает с тревогой за ходом сражения). Я поставил наши корабли у входа в пролив и запер его, как крепость.
Цезарь и Клеопатра стоят рядом на борту «Антониады». Шум боя.
Цезарь (Клеопатре). Тем хуже — Октавий будет чувствовать себя как на суше.
Антоний. Я и Попликола — на правом крыле, Целий — на левом, Марк Истей — в центре… Агриппа — против Целия, Октавий — против меня…
Клеопатра (Цезарю). Что ж, все будет, как хотел Антоний — он вызвал все-таки Октавия на поединок!
Цезарь. Он вызвал на поединок Рим… это все равно, что бросить вызов грому или Везувию.
Антоний (следя за боем). Наши корабли вдвое больше, обшивка их вдвое толще, поверх дерева они покрыты медными щитами, и тараны у них тоже медные… Октавий обломает о них зубы!
Цезарь (Клеопатре). Твои корабли вдвое больше, но и вдвое неповоротливее. Посмотри! — ветер улегся, тяжелым кораблям не взять разгона, чтобы протаранить врага, у Октавия же легкие и быстрые суда, они избегают тарана и берут суда Антония на абордаж, в дело идут осадные навесы, рогатины и огнеметы, и даже катапульты… это и впрямь напоминает осаду крепости!
Клеопатра (с последней надеждой). Ты сам говорил, что Антонию следует сразиться на суше!
Цезарь. Нельзя начать морской бой, а выиграть сухопутный.
Антоний (с обреченностью). Ветер улегся совсем. Дело сделано…
Клеопатра (Цезарю). Ты будто радуешься! На чьей же ты стороне?! — на нашей или…
Цезарь. Я на стороне Рима, Клеопатра. Я желаю счастья и жизни тебе, но не удачи Антонию.
Клеопатра. Ты двулик, как Янус! Ты просто ревнуешь меня к нему!
Цезарь (спокойно). Дело сделано, Клеопатра. Бой проигран. (С безмерной печалью.) Ты проиграла, женщина.
Клеопатра (мгновение молчит; решившись — громко и повелительно). Поднять на царском корабле сигнал: всем моим судам выйти из боя! Поставить все паруса! Идти за мной в Александрию!
Антоний (ошеломленно). Клеопатра! Клеопатра!.
Клеопатра (Цезарю, с мукой). Ты хотел сделать из меня хорошую царицу — ты добился своего.
Антоний (издали, в отчаянии). Клеопатра! Ты бросаешь меня одного?!.
Клеопатра (Цезарю). Женщины больше нет, есть лишь царица. Цари не предают — они вершат свою судьбу. Не этому ли ты учил меня, мой Цезарь?.
Цезарь. Да… хоть я и любил в тебе именно женщину.
Клеопатра. Но ты же и убил ее.
Антоний (кричит ей вдогонку). Клеопатра! Не уходи! Не бросай меня! Без тебя я погиб! Ведь я же люблю тебя, люблю!.