Она кивнула и ушла. Еще бы частная клиника отказалась от оплаты! Интересно, как там... дома. Что стало с моей комнатой, продал ли отец литию* и закончил ли кто-нибудь "Зеленую бурю"*?
Восемь лет назад.
"За окном бесилась непогода, тугие струи дождя, то просились войти, то ревниво бросались прочь. Я подышала на стекло и нарисовала снежинку. Скоро зима, а, кажется, совсем недавно было лето и отец, как всегда строгий и равнодушный, встречал меня на аэровокзале. Конечно, меня это удивило, но на душе потеплело. Все лето я провела в родовом поместье, предоставленная самой себе. А сейчас я ощущала исходящий от отца странный интерес.
-- У нас гость, - сообщил мне отец, когда люфтер опустился на площадку перед домом.
-- Хорошо, я не буду вам мешать, - послушно ответила я, опустив глаза вниз.
-- Нет-нет. Приводи себя в порядок, я хочу с тобой кое о чем поговорить, - странно расплывчатый ответ насторожил, но не вызвал беспокойства.
-- Да, отец.
Стоило ли притворяться ему заботливым, когда глаза по прежнему излучали равнодушие. Так, зачем стараться? Я тихо вздохнула, захотелось вернуться обратно в поместье. Где в покое и тишине, мне было хорошо. По стеклу стекали струйки воды, а ветер принес багровый лист клена."
Глава 10.
Я часто себе представляла, как вернусь сюда, в этот дом, где осталась послушная девочка Ивона. Крутилось множество разнообразных сюжетов, но мне в голову не приходило, что это может случиться так быстро. Ведь мне еще нет двадцати пяти, а в моем мире это возраст, когда человек становится полностью независимым, как от семьи, так и от родового долга. Если тебя не привязали до этого момента замужеством, а в аристократических семьях такое не редкость, то можно смело слать лесом титулы, обязательства и прочее. И в кого я такая сорвиголова?
Поскольку с моего ухода прошло восемь лет, я была готова к тому, что никто из слуг не узнает меня. Стоило ли переживать? Нет, я здесь не ради того, чтобы предаваться воспоминаниям. На входе меня встретил дворецкий - высокий мужчина, с невыразительным лицом и идеальной выправкой.
-- Передайте вашему хозяину, что пришла Ивона Шангри.
-- Вам назначено? - бесстрастно поинтересовался он.
-- Несомненно.
Он проводил меня в гостиную и попросил подождать. Меня не ела совесть за маленькую ложь, просто я не хотела иметь к этому дому никакого отношения, а также стать темой для сплетен у прислуги. (Примечание: здесь Ивона имеет в виду не классовое сословие, а именно один из видов работы.) Отец сам спустился ко мне, видимо заинтригованный моей таинственностью. По его лицу сложно было понять, что он испытывал на тот момент, но одно я знала совершенно точно. Ему, так же как и мне, наше столкновение интересов не приносит никакой радости.
-- Я вижу, ты не хочешь афишировать свое пребывание здесь, как моей дочери, - осведомился он.
-- Именно так, - сухо ответила я.
Окинув меня изучающим взглядом, он сделал в уме какие-то выводы.
-- Я не хочу с тобой ссориться, тем более мы с тобой уже давно все обсудили. Но я настаиваю, чтобы ты поднялась в свою комнату и немного отдохнула перед ужином. Надеюсь тебя не нужно провожать? - его слова не были продиктованы отцовской заботой, скорее уж вежливость, которая так присуща моему родителю.
-- Благодарю, - я чувствовала, как прошлое ядом заползает под кожу и ничего не могла сделать. Дом буквально дышал теми днями, а я вдыхала отравленный воздух, который парализовал мою волю. Я словно кукла, которую дергали за ниточки, поднималась по лестнице, тяжело опираясь на перила, а отец стоял внизу и наблюдал за моими болезненными движениями. Моя гордость корчилась в припадке.
Дверь в свою комнату после такого унижения открыть оказалось совсем не сложно. Но здесь мне дышалось легко, и оковы рассыпались тленом времени, оставив после себя легкую горечь потери. Здесь ничего не изменилось. Паркет блестел, большая кровать в алькове, под закрытым темно-синим балдахином, манила прилечь и забыться. Возле шкафа полного книг стояла укрытая драпировкой лития. Поковыляв до нее, я потянула за ткань. Та с шорохом соскользнула на пол, открыв моему взгляду тонкий стан, изящный золоченый изгиб, с которым не могла сравниться красота ни одной женщины. Я боялась прикоснуться и страстно мечтала ощутить гладкую поверхность теплого дерева, пробежаться по резным завиткам. Прочитать прикосновением имя мастера создавшего этот совершенный инструмент. Струны переливались в скупом вечернем свете, маня к себе дотронуться. Опустившись в кресло, я прикрыла глаза.
Ты лишил меня всего, что так дорого, так непростительно дорого мне. Ты заставил меня стать той, кто слепо смотрит на мир, в котором я выросла. Никто даже в пьяном угаре не сможет подумать, что курсант Теренс увлекалась вышивкой шелком, игрой на литии и так робела перед своим отцом. Она была послушной дочерью. Она нелюбимый ребенок. И, тем не менее - это все я. Если сейчас открыть глаза и подойти к столу, выдвинуть верхний ящик, то там завернутое в тяжелый бархатный чехол, найдется покрывало "Зеленая буря" вышитое мной в подарок маме, которую я никогда не видела. Мама. Мама, ты для меня одной всегда оставалась несбыточной мечтой. Покрывало я хотела положить на погребальную урну в твоей усыпальнице, но так и не успела закончить его.