Зачем нужен королю замок-крепость на холме, мы знаем. Но к чему «крепость»-холм нужен щенку, козленку?
Прежде всего любое возвышение — это удобное место для игровой борьбы. Оно создает явные преимущества для того, кто находится наверху: с высоты победителю лучше видно, что творится вокруг, откуда ему грозит новое нападение, а он сам в этом качестве лучше виден остальным. Преуспевший соперник здесь в буквальном смысле слова, т. е. физически, возвышается над остальными животными, он лучше виден, может лучше показать себя, свои достоинства, произвести на них более сильное впечатление. При этом «завоеванная» им возвышенная позиция, это непосредственно и наглядно представляемое особое, «высокое положение» как бы символизирует его победу, становится, хотя бы на время, своего рода символом ранга. Так что и здесь, по-своему, дело в «презентабельности», в демонстрации своего «исключительного статуса». Словом, все совершается у играющих животных в тех рамках иерархических систем, которые определяют в качестве всецело биологических закономерностей взаимоотношения высших животных. При этом холм, как буквально выдающееся место, хотя и приобретает некое «символическое» значение, но это значение существует только в ситуации игры и бесследно исчезает, когда та прекращается. Это только место игры, правда, особенно привлекательное. Хемингуэйевское «иметь и не иметь» не существует для животных. Перед ними стоит только одна альтернатива: «пользоваться и не пользоваться, употреблять и не употреблять».
Об этом особенно важно напомнить, когда речь идет о другой разновидности «престижных» игр молодых животных — так называемых «трофейных» играх. Если игры типа «борьба за крепость» — совместные локомоторные игры, то «трофейные» игры относятся к разряду совместных манипуляционных игр. Однако и те и другие — разновидности игровой борьбы: в одном случае «борьба» идет за определенное место, во втором — за определенный предмет.
«Трофейные» игры начинаются обычно с провоцирующих действий одной из особей, точнее, с дразнящего показа какого-либо предмета. Например, мне часто приходилось видеть, как какая-нибудь молодая обезьяна, макак или мартышка, демонстративно манипулировала буквально перед носом соседа и даже придвигала предмет вплотную к нему, но немедленно отдергивала его назад, как только «зритель» протягивал к нему руку, и одновременно с шумом «нападала» на него, чтобы затем все повторить сначала. Так поступают не только обезьяны, но и, например, щенки. В других случаях животные, в частности те же щенки или молодые обезьяны, носятся туда-сюда с предметами в зубах, прыгают и скачут на виду друг у друга, и опять же дразнят партнера показом вещи, а затем преследуют друг друга, не выпуская игровой объект изо рта (или, у обезьян, из рук). Если в ходе погони или при «провокационном» показе» на месте одному из преследователей или «зрителей» удается ухватиться за предмет, начинается сама «трофейная» игра — попросту говоря, состязание за овладение игровым объектом, с последующим его уносом победителем. Общеизвестный пример — щенки, хватающие одну и ту же тряпку и тянущие ее в разные стороны.
«Победитель» чаще всего убегает о «трофеем» или продолжает самостоятельно «провокационно» с ним играть, вызывая партнеров на возобновление игры. Такие игры отмечены даже у копытных. Например, наблюдали, как дикие козлята таров играли длинной травинкой (около 0,5 м) в «перетягивание каната»; один козленок, схватив травинку губами, энергично размахивал ею на виду у другого, который тогда прибежал и схватил губами свободный конец, после чего и началось перетягивание «каната». А у диких четырехмесячных поросят наблюдали другую «трофейную» игру» поросята где-то нашли монету, подталкивали ее, хватали зубами и подбрасывали ее вверх, резко вскидывая голову. В этой игре одновременно участвовало несколько поросят, причем каждый из них старался овладеть монетой и поиграть с ней.
Любопытный случай «трофейной» игры приводит Р.Ф. Эвер. Пара ручных серых крыс, выпущенных на время уборки клеток на стол, ловили платок, которым исследовательница вытирала стол. Когда крысам удавалось поймать платок, они усердно тянули его в свою сторону, а если исследовательница выпускала платок из рук, крысы немедленно утаскивали «трофей» в свой угол стола. Когда у них платок отбирали, все начиналось сначала. Интересно, что впоследствии крысы сами приносили платок к экспериментатору и слегка толкали платком его руку, приглашая возобновить игру в «перетягивание каната». Это поразительное приглашение человека к совместной игре Эвер справедливо сравнивает с поведением собаки, которая приносит мячик и кладет его к ногам хозяина, а иногда и слегка толкает его, приглашая тем самым поиграть с ней.
Во всех этих случаях мы имеем дело с (временным) присвоением животными попадающихся им предметов, которые, однако, опять-таки не приобретают характера имущества, не превращаются в собственность. Присвоение (в общем, не нужных для жизни, биологически бесполезных) предметов здесь лишь средство или, точнее, способ общения, причем общения своеобразного — опосредованного, ибо в совместных манипуляционных играх предметы выступают как своего рода «посредники» между игровыми партнерами. Ведь одновременно воздействуя на один и тот же предмет, животные общаются друг с другом двояким способом: и непосредственно, и опосредованно через предмет игры. Предмет не служит здесь заменой партнера по играм, а, наоборот «инструментом» общения между играющими животными, которое в результате становится сложным, «опредмеченным». Здесь можно еще лучше, чем в других манипуляционных играх, проследить, как объекты игры приобретают условное, своего рода символическое значение. И в данном случае это «символическое» значение также не присуще объекту игры изначально, а возникает лишь на время игрового обращения с ним. Как только животное перестает играть с предметом, сейчас же исчезает и его «символическое» значение.
В рассмотренных здесь играх основное — оспаривание позиции или предмета, но не ради овладения ими, а ради импонирующего эффекта. Но одновременно с запугиванием, оспариванием и отнятием объекта в «трофейных» играх происходит и непосредственная «проба сил», когда животные, схватившись одновременно за предмет, тянут его в разные стороны. Все это имеет важное значение для установления субординационных отношений.
И мудрость опытом приобретая…
Не всегда, однако, совместные манипуляционные игры животных носят агрессивный или вообще «боевой» характер. Наблюдали, например, такое. Три молодых хорька много раз подряд сбрасывали предметы на твердую поверхность ради шумового эффекта. Сперва они играли с пустой консервной банкой, и один из них случайно уронил ее в таз умывальника, что, разумеется, произвело шум. Тогда зверьки принялись специально бросать банку в таз. Когда же им вместо банки давали резиновый мячик, хорьки с ним так не играли, но впоследствии нашли другой твердый предмет — фаянсовую затычку, с помощью которой возобновили ту же «шумовую» игру. Игровые партнеры в данном случае общались параллельно с манипуляционными воздействиями на игровой объект, но не посредством этих воздействий.
Непосредственная же польза от такой игры чисто познавательного (и развлекательного) порядка, так что здесь можно говорить о совместной познавательной манипуляционной игре.
«Познание мира» животными — процесс очень сложный, и его обсуждение никоим образом не укладывается в эти немногие страницы. Отметим лишь, что познавательные возможности разных животных весьма различны в зависимости от уровня их психического развития. Но в той или иной степени познавание, исследование окружающего животное пространства, предметов, живых существ и особенно совершающихся в среде изменений происходит при любой игре. Об этом уже попутно говорилось, но важно подчеркнуть, что «познание мира» неотрывно связано с двигательной активностью животного, и, чем сложнее и многообразнее эти движения, тем более полноценной будет получаемая информация. Первостепенное значение имеет в этом отношении манипулирование, ибо оно обеспечивает наиболее активное и разностороннее контактирование с предметными компонентами среды и позволяет животному обстоятельно ознакомиться с их свойствами.