Почему она смотрит на меня с таким подозрением? Неужели она разбирается в людях настолько хорошо, что определила мою роль? Или она заметила на мне кровь?
Я смотрю на измазанные кровью руки. Это не кровь Владимира или Тимофея. Я испачкалась, когда пыталась помочь Карине.
Нет. Не может быть, что она догадалась.
Мы смотрим друг другу в глаза до тех пор, пока не наступает очередная игровая ночь. Когда двери захлопываются, я уже знаю, кого навещу.
Я даже не колеблюсь, доставая нож. Поднимаю его на уровень глаз, смотря на лезвие, словно в зеркало.
Плотно сжав рукоять в правой руке, левой я надавливаю на кнопку открытия дверей в кабинку Марии.
По девушке заметно: она не удивлена. Как только я вхожу, она отлипает от задней стены и направляется ко мне. От столь неожиданной дерзости с ее стороны, я отступаю на шаг. Но Мария продолжает сокращать дистанцию между нами.
- Ты настоящий игрок и убийца, – заявляет она, остановившись в шаге от меня.
Непоколебимость неожиданно сменяется обуревающим гневом. Я наношу ей два удара в живот: один за другим.
Пронизывание ножом живой плоти напоминает мне прокалывание воздушных шаров.
Мария отшатывается. Я бросаю нож и хватаю ее за плечи.
- У меня нет выбора! – кричу я, пока трясу ее тело из стороны в сторону.
- Ты спасаешь только себя, – отвечает она сквозь хрипы, держась за живот.
От ее слов я застываю на месте. Она не имеет права так говорить.
Я снова хватаюсь за нож. Хочу ударить ее в шею или даже лицо. Но, замахнувшись, мне становится так больно, что я сгибаюсь пополам, издавая отчаянный крик.
Мария отползает к задней стене, а я сижу на коленях в центре кабинки. Смотрю на ее раны и бледнеющее лицо. Кажется, теперь, мои страдания не уменьшит даже успокоительное в шприце. Сожаление настолько сильное, что внутри начинает ломить.
- Возвращайся к себе, – раздается голос Софии позади меня.
Снова этот едкий нарочитый тон. А может мне убить и ее?
Но, пока я поднимаюсь, рядом с ней появляется охранник, заслоняющий ее своим телом.
Вернувшись в кабину, я снова усаживаюсь на пол. Все становится таким цикличным. Настоящий замкнутый круг. Ощущаю себя хомяком, бегающим в адском колесе.
Снова этот визг. Кажется, что с каждым разом панель издает все более громкие, режущие слух, звуки.
Я не понимаю, как действуют остальные. Не знаю, кому из мафиози пришла идея убить Карину. Или почему сейчас на экране я снова вижу знакомое имя.
Анжелика играет за мафиози. Ночью были убиты: Римма – гражданин, Мария – доктор.
Смотреть на живую подругу даже тяжелее, чем на очередного зарезанного мной человека.
Пока Анжелика неподвижно стоит у панели, София почти на носочках подбегает к электрическому стулу и начинает хлопать в ладоши. Улыбка при этом у нее самая счастливая из всех, что я видела.
Может быть, в своем сумасшествии она нашла счастье?
- У вас есть пять минут, чтобы проголосовать. Анжелина была плохим человеком. Она убивала людей! Так давайте ее накажем! – София расставляет руки в стороны, словно прося аплодисментов за свою речь.
Это невыносимо. Смотреть на подругу, содрогаясь от мыслей о ее судьбе.
Мне всегда казалось, что двадцать - это много, но, смотря на Анжелику, начинаю понимать, насколько же это ничтожно мало. Двадцать лет – пустой звук, особенно, для того, кто живет полной жизнью. Я никогда не радовалась жизни так, как это делала она. Не такой человек, как Анжелика должен умереть. Это просто неправильно. Но разве здесь это хоть кого-то интересует?
Все голосуют против нее, словно она прокаженная, даже не задумываясь, что она на самом деле за человек.
Охранник хватает Лику за руку, но она вырывается.
- Я могу идти сама, – заявляет подруга, уверенными шагами направляясь к Софии.
Последняя потирает ладони и, не прекращая, улыбается. Как у нее еще не свело скулы?
Когда, после приглашающего жеста Софии, Анжелика усаживается на электрический стул, я замечаю на ее лице не только страх. В ее глазах заметно облегчение. Наверное, у меня бы и самой оно было, окажись я сейчас там.
А, может быть, мне повезет, и я буду следующей?
18 глава
Спустя год, месяц и три недели после игры
Делая фотографии со своими друзьями, я не думала, что когда-то буду заливать их слезами.
Что может быть глупее перебирания открыток, фотографий и тетрадей, оставшихся после учебы. Мало того, что я не решилась их выкинуть, так еще и притащила с собой в другой город.
Эти вещи должны были хранить мои самые светлые воспоминания, а вместо этого стали напоминанием о самом темном дне жизни.
Я верю, что есть люди, которые меня понимают. Наверняка, кто-то, подобно мне, прямо сейчас сидит на полу в своей комнате, обложенный памятными вещами, и безутешно над ними рыдает.
В дверь стучат в тот момент, когда я рассматриваю фотографию с Анжеликой: мы на учебе в белых халатах прижимаемся друг к другу так, словно хотим слиться воедино.
К своему стыду, я смотрю на дверь с надеждой, что сосед уйдет. Мне не стоило узнавать его интересы, и уж точно не следовало его обнимать.
Стук повторяется.
Моя одичалость дает трещину, когда я слышу его удаляющиеся от двери шаги. Спотыкаясь, я налетаю на дверь и стукаюсь об нее лбом.
- Чтоб тебя! – ругаюсь я вслух.
Держась за надувающуюся от удара шишку, я открываю дверь и вижу соседа. Он стоит с испуганными глазами прямо передо мной.
- Ты упала? – спрашивает он беспокойным голосом.
Я отрицательно мотаю головой. Терпеть не могу такие неловкие ситуации.
- Я тут разбираю кое-какие вещи… Можешь присоединиться, если хочешь.
И с чего я решила, что ему есть дело до моего хлама. Конечно, нет.
- Конечно. Я… Я с удовольствием! – отвечает он, быстрыми шагами заходя в комнату.
Смотря на Макса, усаживающегося у ног моей кровати, во мне начинают бороться два желания: прогнать его и оставить до конца дня с собой.
Я сажусь рядом с ним и некоторое время мы сидим в тишине. Ненавижу тишину.
- Никогда не думала, что все это вызовет во мне столько эмоций, – начинаю я, беря в руки одну из тетрадей.
Макс, не отрываясь, наблюдает, как я ищу нужную страницу. Господи! Какой же он терпеливый!
- Видимо, она нарисовала его, когда я отвернулась, – я провожу пальцем по сердечку на полях, в центре которого красуется подпись: Твоя Ната.
- Сколько же друзей ты там потеряла? – спрашивает сосед.
- Всех, что у меня были, – отвечаю я, бесшумно закрывая тетрадь.
Может показаться, что мне нравится себя добивать. Но правда в том, что мое измученное сердце не желает отпускать ни одну из этих вещей.
Макс берет в руки учебник по фармакологии.
- Похоже, это важная книга.
- Я ее несколько раз прочла.
Он открывает учебник на первой попавшейся странице. Видимо, хочет проверить мои знания.
- Не стоит этого делать, - отрезаю я.
Сосед хмурится, но захлопывает книгу и откладывает ее в сторону.
Теперь, он тянет руки к одной из открыток. Я даже не знаю от кого она, но вижу, что подарена в мой восемнадцатый день рождения. Его я праздновала с размахом. Тогда собрались все друзья и родственники. Родители арендовали два помещения в ресторане. Если закрыть глаза и сосредоточиться на этом воспоминании, в ушах начинает играть громкая музыка и раздаваться голоса близких, произносящие в мою честь тосты.
- Здесь написано, что это в день твоего восемнадцатого дня рождения от Карины.
Я представляю ее аккуратный почерк. Наверняка, подпись сделана разноцветными ручками. Возможно, каждая буква разным цветом. Я беру у Макса открытку и убеждаюсь в своих догадках. Карина уже никогда не изменится. Она будет жить исключительно в моей памяти и там навсегда останется такой.
- Зачем ты возишься в этом? Разве, это не тяжело? - спрашивает несмело сосед.
Я пожимаю плечами.
- Нравится делать себе больно? – этот вопрос Макс задает с большим напором.