Марк касается моего плеча.
- Ада, ее больше нет.
Я поворачиваюсь к нему и обхватываю его ноги.
- Почему он убил ее, а не меня? Почему все так, Марк?
Он делает шаг назад, и я, оставшись без опоры, падаю на пол.
Слишком поздно осознаю, что пол кабины грязный. Теперь, вся одежда пропитана кровью, рвотой, потом и слезами. А внутри я заполнена отвращением и ненавистью к самой себе.
Марк опускается на колени и пытается меня обнять, но его руки для меня теперь невидимы. Я оказываюсь в коконе, выстраиваю вокруг себя стены, лишь бы только оградиться от этой жизни.
- Ты же знаешь, что должна убить еще одного человека?
Я поднимаю голову и смотрю в глаза парня, появившегося в моей жизни тринадцать лет назад. Первое свидание, робкое касание руки, его пальцы, запущенные в мои волосы, нежный поцелуй и ласковое объятие. Я думаю о его чувствах юмора, пунктуальности и такта, о том, как вежливо он всегда общался с моими родителями, и как по-отцовски заботился о Лизе.
Мы собирались сделать это вместе: прожить данные нам жизни как нельзя лучше. И вот что мы получаем вместо этого: Марк трясет меня и умоляет убить его, просит жить, а я лишь отрицательно мотаю головой.
О какой жизни он говорит? Неужели он думает, что у меня еще остались на это силы?
Он сдается и, не оборачиваясь, уходит в свою кабинку. Я ложусь на спину, и слезы начинают скатываться прямо в уши. Мне становится щекотно, но я продолжаю плакать.
Прижав колени к груди, я катаюсь из стороны в сторону, издавая душераздирающие крики. Мне так больно, словно каждый орган завязался в тугой узел, в венах закипает кровь, в голове лопаются сосуды, а сердце готово вот-вот разорваться.
Ко мне подходит охранник, чтобы рывком поднять меня, но я не поддаюсь. Меня не держат обмякшие ноги. Мне кажется, что я становлюсь овощем, полностью лишившемся здравого рассудка. София кричит мне что-то о Лизе, но даже это не помогает.
Охранник волоком вытаскивает мое тело из кабины и бросает посреди подвала. Теперь, я бьюсь в судорожных конвульсиях, лежа на холодном бетонном полу.
Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем мне удается подняться. София протягивает мне нож и кивает в сторону кабинки Марка.
Тот умоляюще смотрит на меня, но я отбрасываю нож к его ногам.
- Почему я должна это делать? Почему ты не можешь убить меня?
- Ада… Пожалуйста, - он склоняет голову набок.
- Думаешь, если я убила пять человек, я с легкостью сделаю это и с тобой? – кричу я, пока по щекам струятся теплые слезы.
Можно ли считать высшим проявлением любви его поступок? А мой, когда, набравшись смелости, я снова беру в руки нож и ударяю им того, кого безумно люблю?
Я никогда не причиняла физического вреда людям. Мысль нанести кому-то хоть какое-то увечье, даже по случайности, вызывала ужас, но настоящий ужас выглядит не так.
Он не такой, каким его представляешь в своей голове, когда боишься чего-то плохого. Он даже отличается от того, который испытываешь, когда теряешь близкого человека.
Настоящий ужас - оказаться в подвальном помещении дома на окраине города, оборудованного так, что никто не услышит твоих криков, даже если сорвать голос; лежать на отвратительно грязном полу и не испытывать ни капли брезгливости; быть окруженным двенадцатью трупами и знать, что шестеро из них истекли кровью по твоей вине; не иметь возможности сделать глубокий вдох, из-за запаха паленой плоти, моментально вызывающей рвоту; чувствовать себя победителем в битве, но проигравшим войну за собственную жизнь.
23 глава
Спустя год, два месяца и один день
Бель заходит ко мне перед сном и спотыкается, наткнувшись на чемодан.
- В этой кромешной тьме можно и ноги переломать! - возмущается она.
Я включаю лампу, а она тихо прикрывает за собой дверь и направляется ко мне.
Изабель - худощавая и невысокого роста, волосы выкрашены в бордовый цвет, ногти она красит исключительно в черный, хотя в одежде предпочитает светлые оттенки. На работу она всегда надевает брючный костюм. Обычно, на ней белоснежная блузка с ажурными вставками на воротнике и брюки, слишком широкие в бедрах. Чтобы казаться выше, она всегда носит обувь на каблуке.
Но сейчас она в оранжевой махровой пижаме, волосы распущены и слегка спутаны, на лице не осталось следов косметики, но она все равно остается прекрасной.
- Твой парень знает, как ему повезло с тобой? - спрашиваю я.
- А твой? - спрашивает она в ответ, укладываясь рядом со мной.
Я улыбаюсь и поворачиваюсь к ней. Теперь мы лежим, смотря друг другу в глаза.
- Он тебе хотя бы нравится? – спрашивает Бель, заставляя подумать о Максе.
Я молчу. Просто не хочу копаться в себе и своих чувствах.
- Потому что, если нет, то так ему и скажи.
Макс и Бель напоминают мне брата с сестрой. Хотя, порой даже семьи так не заботятся друг о друге.
- Почему он делает это? – спрашиваю я.
- Каждому поступку есть объяснение. Уверена и у него есть. Может, однажды он расскажет тебе свою историю.
- Он хочет помочь и, кажется, у него получается.
- Тогда хорошо, что вы решили куда-то съездить.
- Я могу испортить весь его отдых.
- Он взял этот отпуск не для себя.
- А если бы я не согласилась?
- Взял бы отпуск в другой раз.
- Когда?
- Когда ты была бы готова.
- Я не хочу его расстраивать.
На лице Бель появляется легкая улыбка.
- Ты пугаешь его. Временами, я замечаю, в каком он находится шоке от твоего поведения, но, несмотря на это, продолжает тебе помогать. Ты же видишь, он не отворачивается даже в самые сложные моменты. И я думаю, что это самое важное и нет ничего ценнее такого отношения.
Я обнимаю соседку, от ее волос исходит сладкий аромат, похожий на бабл гам.
Утром Макс обнаруживает нас под моим одеялом. Мне кажется, что я сквозь сон слышу, как расплываются его губы в улыбке, как он тихими шагами подходит к кровати, чтобы взглянуть на нас поближе, и как он цокает, когда замечает, что Бель заняла две моих подушки, а я лежу на самом краю. И, тем не менее, его эта картина трогает, я вижу это по его глазам, когда открываю свои. От неожиданности он подпрыгивает.
- Ты застала меня врасплох.
Бель с закрытыми глазами отвечает ему:
- В следующий раз не будешь подглядывать за девочками.
- Я просто хотел сказать, что нам через час выезжать. Так что…
Я киваю ему.
- Уже встаю.
- Я приготовил завтрак. Надеюсь, тебя не стошнит от яичницы?
Мне даже не кажется это смешным, но я начинаю смеяться. Заливаюсь таким громким смехом, что он эхом отражается в моем сознании.
Макс с Бель с любопытством смотрят на меня, словно я ребенок, впервые издавший новый звук. Я останавливаюсь так же неожиданно, как и начала, а мои соседи делают вид, что ничего не произошло, за что я им благодарна. Но в душе они ликуют, так же, как и я. Еще одно маленькое достижение, ведь, как говорил Цицерон: величайшая победа - победа над самим собой.
24 глава
Спустя год, два месяца и два дня после игры
Я и раньше ездила на море, но сейчас воспоминания об этих поездках кажутся далекими и даже нереальными. Будто это было в другой жизни, и сейчас я лишь слышу их отголоски.
Мы едем целый день, и когда наступает глубокая ночь, я замечаю сонные глаза Макса. Он прикрывает рот во время зевков, а в перерывах между этим занятием трет глаза. Иногда он останавливается, выходит на улицу и разминает ноги. Когда мы оказываемся на заправках, он подолгу стоит у машины, прежде чем вернуться назад.
Сейчас мы оказываемся у небольшого придорожного кафе. Макс тормозит и выходит из машины. Я остаюсь сидеть на месте, но через пару минут сосед стучит в мое окно.
Я открываю дверь, и меня обдает знакомым морским, леденящим до костей, сильным ветром.
Макс расположился за столиком, на котором стоят две чашки чая. Я бесшумно сажусь напротив него, съеживаясь от холода. Заметив это, сосед приносит мне из машины свою куртку.