ычно! Здорово. Близнецы завербовались на три года куда-то на Север. Они маются в коммуналке, в одной комнате с мамой и бабушкой, а сейчас появилась возможность вступить в кооператив. Только в Ленинграде денег на квартиру не заработаешь. Наверное, правильно. Жаль, что уходят, неплохие ребята. Михаил вернулся в Театр, Игорь ему ни слова не сказал, как будто ничего не произошло. Зато Симка теперь ходит, как шёлковая, с Мишкой не задирается, а вот Костик совсем скис. Эти два придурка давно за Симкой бегают. А Мишку просто задевает, что она никак не реагирует на его неземную красоту. А она, наверное, так цену себе набивает. Ничего себе, и почему я сама тогда не догадалась про любовный треугольник? - А Таня? - я тут же пожалела, что спросила, но было поздно. - Ну ты даёшь! Ей уже рожать скоро. Тоже ничего не видела? - Нет. А ты что, знала? - Конечно. Давно все заметили, ещё когда она на репетициях появлялась. Какой ей теперь театр? - Инка встряхнула шикарными обесцвеченными химическими кудряшками, а у меня перед глазами почему-то подпрыгнул серенький крысиный хвостик. - А... Игорь что? - А что - Игорь? Игорь - творческий человек, когда ему с горшками возиться? Хотя, не знаю, - Инка раздраженно пожала плечами. - Но я на месте Таньки лучше бы матерью-одиночкой осталась. У них хоть льготы разные, вполне приличные, а с таким мужем только намаешься. Игорь, конечно, талант, но классический неудачник, согласись. Студенческий театр - это как хор ветеранов в ДК. А Танька - дура, не в кровать к нашему гению надо было прыгать, а с его друзьями поближе знакомиться. Там, знаешь, какие имена? Я отвернулась. За окном было серо и тоскливо. Местная весна совсем на весну не похожа, это на родине сейчас всё оживает, птицы поют, и небо синее. Здесь пасмурно, сыро, даже снег ещё не сошёл. И разве это снег? Грязный серый лёд был когда-то снегом, пушистым, нежным, а сейчас его уныло разбивает ломиком наш дворник Ильдар. Мне так захотелось домой, в свой старый маленький провинциальный город. Пусть он внешне совсем не такой ослепительный, зато там всё понятнее и проще. Белое - это белое, чёрное - чёрное, а красные косынки на шеях - обыкновенные пионерские галстуки, а не пародии на пончо. А может быть, я опять ошибаюсь, и это не город виноват, а жизнь такая - сплошная коммунальная кухня, только снаружи прикрывающаяся шикарными фасадами? И я раньше этого не знала? Я спрыгнула с подоконника. Хватит, в Театр я точно теперь не вернусь. И ждать, что услышу что-нибудь о Саше, смысла нет. Если бы он хотел, давно бы меня нашёл. Довольно с меня театров. Инка тоже засобиралась. - Ой, и мне пора. Так надоели эти физики с математиками, хочу летом попробовать в театральное поступить. Удачи. - А ты, Королёва, не тяни с возвращением. Сама знаешь, свято место... Вон, нового звукорежиссёра Игорь быстро нашел. Я замерла. - Ах да, ты же, наверное, ничего не слышала. Александр умер. - ...Что? - Ну, не умер, погиб. Сразу после Нового года он зачем-то уехал в Ташкент. Вроде, письмо какое-то получил. Никто толком ничего не знает, если только Игорь, но он молчит. Так вот, он уехал, а через несколько дней его там нашли в сгоревшем доме. Опознали только по документам, они не слишком пострадали. То ли несчастный случай, то ли убийство. К нам следователь командировочный приходил, но что мы могли ему рассказать? Машка сильно плакала, а Миша с Костиком напились вдвоём, представляешь? Это враги-то, вот цирк! - Инка опомнилась, скорбно помолчала. - Ну, всё, пока, приходи, а то опоздаешь, художников вокруг полно, - Инка была уже в коридоре и мгновенно растворилась в толпе. А у меня не получалось двинуться с места. Как же так? Этого просто не может быть... В горле стоял ком, хотелось зареветь, прямо здесь, в голос, но почему-то не получалось. Значит, всё, что он тогда рассказал - правда. А я не поверила. И в Ташкенте не поверили тоже. Это же было его самым сильным желанием - чтобы ему просто верили. И ничего теперь не исправить, и время не отмотать назад, он был прав. Я не могла заставить себя уйти или хоть что-нибудь сделать. Но, вдруг вспомнив, бросилась к сумке, расстегнула боковой кармашек. Чуть помятый блокнотный листок был на месте, там, куда Сашка положил его в тот вечер. Дрогнув, развернула лист. Нарисованная всего несколькими штрихами, на меня смотрела девочка с прямой чёлкой и длинными волосами. Короткая подпись: «Герда, не грусти. Захочешь сбежать - вот тебе северный олень». Оленем оказалась маленькая уродливая козявка с роскошными ветвистыми рогами, пририсованная в самом уголке. Я даже невольно улыбнулась. Саша, Саша... Я прижалась лбом к холодному стеклу. Странно, кажется, наконец, появилось солнце. Робкое, еле пробивающееся сквозь низкую ленинградскую облачность. Солнце в дымке. Город как будто расправлял уставшие за зиму плечи. Дворник продолжал колоть лёд, и тот потихоньку таял. Городской мусор, грязь и песок оставались на тротуаре, а прозрачные ручейки тонкими струйками бежали по дороге, к речке, чтобы добраться до большой реки, а оттуда - в залив, поближе к морю. А потом они вырвутся в океан, а оттуда - куда им захочется. Только были ручейки почему-то уже солёными, я откуда-то это знала. Может, от соли, которой Ильдар зимой посыпал тротуары. Или это от слёз?