– Об этом говорить еще рано, – проворчал я. – Подождите.
– В том случае, – продолжал Вульф, обращаясь к ней, – если бы я или Гудвин, действуя от моего лица, взяли у вас задаток, не ставя определенных условий, мне бы, наверное, пришлось соблюдать ваши интересы и никоим образом не соглашаться на предложение мистера Холмера. Но ничего подобного не случилось. Я никак с вами не связан. Не существовало никаких законных, профессиональных или этических препятствий, мешающих мне открыть ему место вашего пребывания и потребовать вознаграждение. Однако у меня есть самоуважение. Я не могу так поступить. Да еще Гудвин… Я уже отругал его за самоуправство и велел избавиться от вас, и потому должен быть последовательным, ибо, сославшись на выкуп, я лишусь возможности жить с ним и работать, – Вульф покачал головой. – Итак, выбор вами в качестве убежища моего дома никак нельзя считать счастливым, и не столько для вас, сколько для меня: отправься вы куда-нибудь еще, я бы непременно сговорился с мистером Холмером и, конечно же, получил бы вознаграждение. Если самоуважение не позволяет мне воспользоваться вашим присутствием здесь, которому способствовали случайность и мистер Гудвин, то своекорыстие мешает потерпеть убыток. И весьма ощутимый. Поэтому у меня возникли два предложения на выбор. Первое очень простое. Уславливаясь с Гудвином относительно проживания в моем доме, вы заявили, что готовы уплатить любую сумму. Поскольку вы говорили с ним, как с моим подручным, ваши слова можно отнести и ко мне. И сейчас я называю свой вариант: десять тысяч долларов.
Она изумленно вытаращила на него глаза, брови ее поползли вверх.
– Вы хотите сказать, что я заплачу вам десять тысяч?
– Да. Позволю себе следующее замечание: я подозреваю, что в любом случае деньги будут исходить от вас, прямо или косвенно. Если у мистера Холмера, как управляющего вашей собственностью, широкие полномочия, то гонорар за вашу поимку составится из ваших же средств, так что в действительности…
– Это шантаж!
– Вы не правы.
– Нет, шантаж! По-вашему, если я не заплачу десять тысяч, вы все расскажете Перри Холмеру и получите их от него?
– Ничего подобного я не говорил. – Вульф был терпелив. – Я просто объяснил, что имею два предложения на выбор. Если вам не нравится первое, существует и второе. – Он посмотрел на стенные часы. – Уже десять минут двенадцатого. Гудвин помог вам распаковать вещи, он поможет и запаковать. Вместе с багажом вы вполне успеете уйти отсюда через пять минут, и никто не увидит куда. Мы не станем подглядывать из окна, в какую сторону вы повернете. Мы забудем о вас на десять часов сорок пять минут. По истечении этого времени, в десять утра, я позвоню Холмеру, соглашусь на его условия и начну за вами охотиться. – Вульф махнул рукой. – Мне было неприятно предлагать вам заплатить, но, по-моему, вы заслуживаете подобного предложения. Я рад, – что вы отнеслись к нему с презрением, назвав шантажом, поскольку мне нравится делать вид, будто я честно отрабатываю то, что получаю. Однако мои слова остаются в силе до десяти утра, если вы решите предпочесть их игре в кошки-мышки.
– Я не собираюсь платить вам! – Она вздернула подбородок.
– Хорошо.
– Это смешно!
– Согласен. Хотя подобная альтернатива смешна прежде всего для меня. Уйдя отсюда, вы можете отправиться прямо домой, по телефону сообщить Холмеру о своем появлении, назначить ему встречу и спокойно лечь спать, оставив меня свистеть в кулак. Но я вынужден рисковать подобным образом, другого варианта нет.
– Я не намерена ехать домой и тем более не намерена ничего говорить.
– Как вам будет угодно. – Вульф опять взглянул на часы. – Сейчас четверть двенадцатого. Вам следует поспешить. Арчи, помоги даме отнести вниз багаж.
Я поднялся на ноги. Ситуация сложилась в высшей степени неудовлетворительная, но как бы я ее изменил? Присцилла ждать не собиралась. Она уже встала с кресла со словами: «Благодарю вас, я справлюсь сама», и теперь направлялась к двери.
Понаблюдав за тем, как она пересекает холл и взбирается по лестнице, я повернулся к Вульфу.
– Происходящее напоминает мне одну игру, в Огайо мы ее называли «Разбегайтесь, овцы!». Такие слова выкрикивает «пастух». Игра иной раз получается исключительно увлекательной и забавной, но, по-моему, мне следует сообщить вам прежде, чем гостья уйдет, что я не уверен в том, захочу ли я в нее играть. Возможно, вам придется меня уволить.
Он лишь пробормотал:
– Гони ее прочь.