Дверь открыл молодой человек во фланелевой рубашке и брюках цвета хаки.
– Что вам угодно? – произнес он.
Клингер продемонстрировал ему тетрадь с шариковой ручкой и поинтересовался:
– Вы глава семьи?
Молодой человек рассеянно кивнул.
– Да.
– Если вы располагаете свободной минутой, я проведу у вас коротенький опрос. Я из института общественного мнения.
– Наверное, собираетесь что-нибудь продать? Словарь или нечто подобное?
– О нет, я ничего не продаю. У вас есть телевизор?
– Конечно.
– Правильно, теперь телевизоры у всех. Спросите любого, ходит ли он в кино, и тогда услышите, что он ответит: в наше время каждый имеет телевизор, даже старьевщик. – Клингера огорчало, что он поневоле сделался объектом злой шутки, играя роль исследователя общественного мнения о телепередачах. Но Паркер не ошибся: это был лучший метод поиска. – Могу я войти? – продолжал Клингер.
– Пожалуйста.
Клингер благодарно улыбнулся и перешагнул порог.
Теперь осталась сущая ерунда. Трюк заключался в том, что он поинтересуется у мужчины его отношением к телевидению и ненавязчиво выяснит, смотрел ли подозреваемый передали тем вечером, когда убили подругу Паркера. Если смотрел – все подозрения отпадают. В противном случае он задаст несколько хитрых вопросов и установит, чем же мужчина занимался. Когда же тот начнет уклоняться от прямых ответов, Клингер сообщит о нем Кифке, и кто-нибудь обработает парня другим методом.
В любом случае Клингер собирался проторчать здесь не больше пяти минут и чувствовал себя в безопасности.
Однако в комнате сидели двое суровых мужчин, которые при его появлении встали и, вынув руки из карманов, двинулись к Клингеру. Тот, что покрупнее, продемонстрировал Клингеру значок и вымолвил:
– Криминальная полиция.
Никогда еще револьвер в кармане не казался ему таким тяжелым и таким ненужным, как теперь. Без оружия ему, вероятно, удалось бы отвязаться от полицейских. В худшем случае он мог не отвечать на вопросы, пустив дело на самотек. Тогда бы его освободили под залог, например, поскольку ничего противозаконного он не совершил.
Но оружие у Клингера имелось и его должны были арестовать. Тюрьма. Он вспомнил все – серость, полумрак, скуку, – второй раз он такого не вынесет. Ни денег, ни мягкого кресла, ни блондинки…
Он развернулся и мимо хозяина бросился на лестничную площадку. За ним, крича и ругаясь, побежали.
На ходу он выхватил из кармана револьвер, чтобы избавиться от него, швырнув в шахту лифта, в мусоропровод или какое-нибудь окно. Если он попадется безоружным, у него появится шанс.
Но оперативники позади уже заметили револьвер в его руке и истолковали это превратно. Выхватив собственные пистолеты, они закричали, чтобы он бросил оружие и остановился. А когда он не выполнил их требования, открыли огонь. На узкой лестничной клетке выстрелы гремели, как обвал в горах.
Две пули просвистели совсем рядом с головой Клингера, но он даже не притормозил. Третья попала ему в затылок, после чего он пробежал еще несколько шагов. Затем бездыханное тело Авеля Клингера рухнуло на лестничную площадку.
15
Малыш Боб Негли любил сидеть за рулем, поэтому Эрни купил автомобиль с отдельно передвигаемыми сиденьями. Теперь Малыш так поставил свое сиденье, что его короткие ноги дотягивались до педалей, а Эрни отрегулировал сиденье по своему росту. Их совместная жизнь складывалась из кучи подобных компромиссов, и большей частью они улаживались мирно.
Им мешали только другие люди. Наедине они подгоняли свои проблемы, подобно сиденьям в машине, но прочее человечество доставляло им неприятности.
Например, женщины. Иногда Эрни, возжелав таковую, исчезал из дому и подыскивал себе подходящую, а малышу Бобу ничего не оставалось, как сидеть и ждать, когда Эрни вернется с триппером или без оного. Эрни вечно нарывался на самую неряшливую и безобразную бабу, а Малыш всякий раз требрвал, чтобы он прошел врачебный осмотр, прежде чем заявляться домой.
А мужчины? Некоторые мужики раздражали Боба, сводили его с ума, и на каком-нибудь он мог погореть. Например, на таком, как Паркер, которому ничего не стоило убить человека. Эрни постоянно следил за Малышом, сдерживал его, и тот надолго успокаивался, никого не задирая.