– Заткнитесь! – прогремел Вульф, и мне показалось, что дверь дрогнула и щель стала намного уже. Через секунду он продолжил хотя не так грозно, но и не шепотом:
– Как вам известно, полицейский имеет не больше прав, чем любой другой человек, врываться в чужой дом без особых причин. Но это правило часто нарушается, как, например, сегодня: мой повар и дворецкий открыл дверь, Роуклиф оттолкнул его, не Обращая внимания на протесты, поднялся на три этажа, вломился в оранжерею и посягнул на свободу моей личности.
Я поудобнее прислонился к косяку.
– Со свойственной ему глупостью он вообразил, будто я стану с ним разговаривать. Я, естественно, велел ему выйти. Он же требовал, чтобы я отвечал на вопросы. А когда я наотрез отказался и повернулся, направляясь за подмогой, он преградил мне путь, размахивая ордером на арест, в качестве важного свидетельства, и схвативши меня за рукав. – Его голос внезапно сделался тихим и приобрел металлическое звучание. – Я не позволю брать себя за рукав, джентльмены. Я не люблю, когда мне цепляются за рукав, особенно такие не заслуживающие уважения люди, как Роуклиф. Я этого не потерплю. Я попросил его объяснить причину появления ордера в нескольких словах, по возможности, до меня не дотрагиваясь. Я не собираюсь хвастать особой чувствительностью к чуждым прикосновениям, поскольку она свойственна всем живым существам. Я упоминаю об этом, как об одной из причин своего отказа беседовать с Роуклифом. Он арестовал меня на основании ордера, вывел из моего дома и привез сюда в рахитичной старой полицейской машине с тупоголовым водителем за рулем.
Я поджал губы. Хотя сам по себе факт его ареста был не лишен привлекательности, но добавочный факт моей ответственности за случившееся сводил все сказанное на нет. Поэтому смеяться я не стал, а продолжал слушать.
– Будучи человеком добрым, я даже допускал, что причиной столь бешеного рвения Роуклифа явилось какое-то крупное недоразумение, возможно, извинительное. Но от вас, мистер Браун, я узнал, что все происшедшее не больше, чем бред простофили. Обвинять Гудвина в том, что он выдавал себя за полицейского, – чистое ребячество. Мне не известно, что он такое сотворил, да это и неважно. Гудвин просто не мог вести себя столь бессмысленно. Обвинение его в действиях по моему указанию и даче ложных сведений абсурдно. Вы подозреваете, что меня наняло некое лицо, вовлеченное в дело об убийстве мисс Идз и миссис Фомоз, что я хотел скрыть это и что Гудвин поехал туда сегодня как мой посланник, а теперь все отрицает.
– Я прекрасно знаю, что так оно и есть, – выпалил Роуклиф.
– Мы уславливались, – кратко заметил Вульф, – что меня не будут перебивать. Я повторяю, что ваше обвинение бессмысленно. Если Гудвин лжет согласно моим инструкциям, то неужели, по-вашему, я не предусмотрел всех вариантов? Неужели оставил без внимания такую нелепицу, как надевание на него наручников?.. Да, Роуклиф отлично себя показал… Неужели допустил, чтобы меня доставили сюда на таком жутчайшем сооружении? Подозревая, что у меня есть клиент и что мне известно нечто, вам необходимое, вы считаете, что сумеете все выяснить. Но у вас ничего не получится, ибо никакой информацией я не располагаю. Однако вы правы, допуская наличие у меня клиента. Такое вполне вероятно.
Роуклиф издал вопль, отдаленно напоминающий крик торжества. «Ага, наконец-то», – сказал я про себя. Этот бездельник заполучил-таки клиента!
Вульф тем временем продолжал:
– Ни сегодня утром, ни даже час назад у меня еще никого не было, но теперь есть. Дикие выходки Роуклифа, поощряемые вами, джентльмены, требуют ответных действий. Заявляя, что я не связан с происходящими событиями и что он действует исключительно в собственных интересах, Гудвин говорит правду. Возможно, вам известно, что ему далеко небезразличны те черты характера молодых женщин, которые составляют главную опору нашей расы. Но особенно его волнуют женщины, умеющие, в добавление к обычному шарму, стимулировать пристрастие Гудвина к рыцарству, красоте и обаянию. Присцилла Идз была именно такой особой. Вчера они общались с Гудвином какое-то время. Он запер ее в одной из комнат моего дома. А через три часа после того, как он по моему приказанию выгнал мисс Идз, ее зверски убили. Я не стану объяснять, насколько это событие повлияло на его психику: подобная реакция вполне понятна. Он ушел от меня, мучимый навязчивой идеей. Взял с собой оружие и заявил, что собирается сам найти и схватить убийцу. Слова его звучали патетически, но одновременно человечно, романтично и совершенно великолепно. Вы же принялись грубо и топорно лечить его, тем самым не оставив мне выбора. Так что теперь он – мой клиент, и я полностью к его услугам.