— Девятнадцатый.
Падаю на пол под выстрел и крик: непись на моём пути попадает в своего.
— Двадцатый… — удивляется Роберт.
Я едва его слышу, стреляя в ответ.
— Двадцать первый…
Опрокидывая стол, скрываюсь между ним и стеной. Столешницу прошивают пули, настенный веер (он тут для красоты) клочьями разлетается над макушкой. Пули кромсают несчастную стену, превращая её в решето.
Выставляю из–за столика «Узи» и даю очередь, пока не раздаются щелчки. Бросаю пистолет–пулемёт и, покинув укрытие, на бегу стреляю из «ФН СКАР».
Роберт под вопль энписи сообщает:
— Двадцать второй.
От ответного огня разбивается дракон — зелёная статуя из фарфора.
Прыгаю на дверь подсобки. Того, кто хотел уже выскочить в зал, зажимает между стеной и дверью.
Прошиваю дверь очередью из ФН СКАР.
— Двадцать третий.
Скрываюсь за дверным проёмом, обрамлённым деревянной панелью. Пули с треском её кромсают.
Сменив магазин (он почти опустел), стреляю в ответ.
— Левее и выше, — советует Роберт.
Делаю, как он сказал.
— Двадцать четвёртый.
Тут тоже есть лестница, и я, не колеблясь, бегу наверх: главное — двигаться… Или от ловкости не будет толку.
— Осторожно… — предупреждает Роберт.
Но я уже вскидываю автомат.
Стреляю в светильник над новым пролётом. Тот взрывается искрами, кто–то кричит. Сразу становится темнее.
Снова бегу, вслепую расстреливая перила: они деревянные, в виде решётки. Наградой становится мёртвый охранник, кубарем скатившийся вниз.
— Двадцать пятый.
Добегаю до двери, распахнутой настежь. За ней — узкий коридор. По нему мне навстречу бегут охранники.
— Стреляй! — кричит Роберт.
Я и так уже стреляю: выпускаю одну бесконечную очередь, стараясь не замечать свиста пуль.
Выручает меня то, что лишь первый триадовец успел выстрелить, а другие не среагировали: они бежали друг за другом. Точно так же, друг за другом, они и падают — будто костяшки домино.
— Двадцать шестой, двадцать седьмой, двадцать восьмой, двадцать девя…
Выстрел из дробовика обрывает счёт Роберта. Я успеваю прыгнуть в нишу, за кадку с пальмой. Из кадки летят осколки.
Стрелка мне не видно, зато виден огнетушитель: он на противоположной стене, метрах в шести от меня. И где–то там — охранник с дробовиком.
Я стреляю в огнетушитель.
Оглушительный взрыв, весь проход заволакивает густым дымом.
— Тридцатый, — сообщает Роберт. — И один контужен.
Беспощадно добиваю окровавленную непись. Роберт с хищным азартом докладывает:
— Тридцать первый.
Вновь меняю магазин. В дыму замечаю открытую дверь, но прежде, чем туда войти (а точнее, ворваться), поднимаю с пола труп.
Прикрываясь им, как щитом, вваливаюсь за порог.
Хором гремят автоматные выстрелы, пули кромсают мёртвое тело. В реале его продырявило бы насквозь.
Стрелков я не вижу, но Ганмэн писал, что потолок на втором этаже стеклянный… Грех не воспользоваться.
Стреляю в ту часть потолка, под которой должны стоять неписи.
Осколки со звоном обрушиваются на врагов. Вместо выстрелов звучат вопли.
Отбросив труп, бегу направо, вполоборота развернувшись к триадовцам. Мой приятель «ФН СКАР» поливает их свинцом.
— Тридцать второй, тридцать третий, тридцать четвёртый.
Перекатившись через стол (фишки, зелёное сукно… ясно — игорный зал), приземляюсь с другой его стороны и скрываюсь за колонной: их тут не меньше, чем внизу. Разумеется, в неё тут же стреляют.
— Выстави ствол, — советует Роберт. — Нет, с другой стороны… Чуть правее и выше… стоп. Давай!
— Не «давай», а «огонь»… — сварливо бормочу я.
И стреляю туда, куда он сказал.
— Тридцать пятый.
Этот номер мы проделываем ещё дважды:
— Тридцать шестой, тридцать седьмой.
Какой–то умный энписи расстреливает надо мной потолок (вот зараза! так нечестно — это ведь я придумал!), и мне приходится бежать, чтобы спастись от осколков, — а они, судя по звону, тут весят немало. Закатившись под стол, стреляю плагиатору в ноги. Когда он падает, добиваю выстрелом в грудь.
— Тридцать восьмой… граната!!!
Граната и правда закатывается под стол.
Я успеваю её отбросить и, спиной врезавшись в столешницу, переворачиваю стол на бок. Пригибаюсь, закрыв голову руками.
Взрыв, вопли.
— Тридцать девятый, сороковой, сорок первый!