— Лейтенант, в участке ничего не знали о моем…
— И до сих пор не знают! — взревел Хейтхорн. — И не знают потому, что я пожалел вас и не стал звонить капитану Фрику. Я вас пожалел, мистер Шерлок Холмс, запомните это. Я к вам чертовски добр, запомните это!
— Лейтенант, я…
— Ладно, ладно, послушайте меня, Холмс. Если я еще раз услышу, что вы хотя бы подумаете о Дженни Пэйдж, считайте, с вами покончено… И я имею в виду не перевод куда-нибудь в Бичтаун. Я добьюсь, что вас вышвырнут на улицу. И не возьмут никуда больше. И не думайте, что я этого не смогу!
— Лейтенант, но у меня и в мыслях не было…
— С комиссаром я на дружеской ноге. Он свою жену продаст, если я попрошу. Так что можешь не сомневаться, что комиссар, если я попрошу, вышвырнет к черту вшивого топтуна, который сует нос куда не надо. Пусть вам такое и в голову не приходит.
— Лейтенант, я…
— Пусть вам и в голову не придет, мистер Холмс, что я шучу, ибо я никогда не шучу, если речь идет об убийстве. Вы играете с убийством, понимаете? Шляетесь взад-вперед и задаете дурацкие вопросы, и один Бог знает, кого вы этим напугали и заставили затаиться и похерили тем самым всю нашу работу! Прекратите это, ясно? А если я еще раз услышу, что вы снова…
— Простите, лейтенант…
— Что такое?
— Кто вам звонил, лейтенант?
— Это не ваше дело! — заорал Хейтхорн.
— Да, лейтенант.
— И убирайтесь из моего кабинета. Господи, меня от вас тошнит. Убирайтесь!
— Слушаюсь, лейтенант, — сказал Клинг и направился к дверям.
— И не смейте впредь совать нос в это дело! — взревел вдогонку Хейтхорн.
Он позвонил Клер в одиннадцать десять. Подождал шесть звонков и хотел положить трубку, потому что решил, что Клер уже спит, когда вдруг раздался ее голос.
— Алло?
— Клер?
— Да, а кто говорит?
— Я вас разбудил?
— Ага… — Снова тишина, потом ее голос чуть ожил. — Берт? Это вы?
— Да, Клер, простите, я…
— Последний раз меня так кидали, когда мне было шестнадцать…
— Клер, честное слово, я не хотел вас так подвести. Тут двое из криминальной…
— Но мне показалось, что вы меня кинули. Я прождала в редакции до без четверти восемь, сама не знаю зачем. Почему вы мне не позвонили?
— Мне не позволили. — Клинг умолк. — Кроме того, я не знал, куда звонить.
Клер молчала.
— Клер?
— Я слушаю, — устало ответила она.
— Можно мне зайти к вам завтра? Мы можем провести вместе весь день. Завтра у меня выходной.
Снова тишина.
— Клер?
— Я слышу.
— И что?
— Берт, может быть, нам лучше покончить с этим? Давайте считать то, что случилось сегодня вечером, за дурной знак и оставим все как есть, ладно?
— Нет.
— Берт…
— Нет. Я приеду за вами к обеду, хорошо?
Тишина.
— Клер?
— Ну хорошо. Ладно, — сказала она. — В обед.
— Я потом вам все объясню… у меня кое-какие неприятности…
— Все в порядке.
— В обед?
— Да.
— Клер?
— Да?
— Доброй ночи, Клер.
— Доброй ночи, Берт.
— Простите, что я вас разбудил.
— Все в порядке. Я и так только вздремнула.
— Тоща доброй ночи, Клер.
— Доброй ночи, Берт.
Он хотел сказать еще что-то, но услышал щелчок положенной трубки. Вздохнул и вышел из телефонной будки. Зашел в ресторанчик, где заказал тушеное мясо с грибами, лук фри по-французски, печеную картошку, большую порцию салата с рокфором и стакан Молока. Потом заказал еще три стакана молока, десерт и шоколадный крем.
По дороге домой купил конфет.
Глава XV
Один из любимых штампов популярной литературы — сцены, где романтически настроенные официанты обслуживают влюбленные парочки с жаждущими глазами. Официант склонился над столом, предлагает деликатесы («Для дамы, конечно, фазана в винном желе?»), и при этом подмигивает или потирает руки, а в груди его учащенно бьется романтическое сердце.
Берт Клинг и юношей, и зрелым мужчиной был в этом городе во многих ресторанах, с многими молодыми дамами — это были девушки самых разных типов, от невзрачных до самых очаровательных. И он уже давно пришел к заключению, что для большинства официантов в большинстве ресторанов вершина романтики — предложить жареного лосося.