Какой знакомый дом… какой прекрасный день… какой прекрасный пень и песенка моя… А есть ли этот дом на самом деле?.. Или был?.. И почему такое веселье? Да ведь детство, и все впереди! И скоро конец войны… И все дороги перед нами открыты. Было, был дом. Вот же он.
Нет, нет — не то веселье. Что-то еще здесь. Борис поднялся по лестнице… Я поднялся по лестнице… Этот мальчик, что мне сейчас виден, и есть я, Борис. Вот же я вижу его. А веселье в этом доме не то, другое… Я поднялся в раздевалку, в библиотеку… Раздевалка же должна быть внизу… Конечно… Я вспомнил этот дом — здесь раньше был ресторан «Прага»… Как раньше? Ресторан позже. Позже, но и раньше. Но меня не было раньше, когда ресторан был раньше. Раньше библиотека, позже ресторан. Он… я вспомнил ресторан, который был позже.
И он в том же расположении духа вышел из библиотеки, обогнул дом и поднялся на второй этаж со стороны Арбата. Стояла очередь в кассу. Мы стали в очередь. Конечно же, вот и Димка рядом стоит. Сейчас в кино пойдем. Конечно. Потому и весело, что сейчас мы и они опять, в который раз, идут, идем на «Джордж из Динки-джаза». В который раз уже мы стали в очередь.
«О-ла-ла! Такая рубашка была!»
Они с Димкой стояли, смеялись, толкали друг друга, а взрослые, в отличие от них невеселые, женщины ругались и называли их хулиганами. А Борис, нет, я… А я кто?..
Борис под дикий Димкин смех на каждое замечание их восклицал: «Свят, свят, свят!» — и тоже заливался смехом.
«О-ла-ла! Такая рубашка была!»
Борька, Борька! Нет же — Димка! Посмотри, какая сзади стоит девчонка.
Девчонка стоит. Рыжеватые волосы, короткая челка. Косички баранками над ушами. Она такая тоненькая, с талией, перехваченной пояском… с такой походкой… Ерунда, какая талия? Мы еще не знаем девичьих походок, мы их еще не видим, мы еще только косички да личики видим. Да лифчики… Нет еще… Откуда же я знаю, что мы еще не видим, раз еще?..
Вот они, эти рыжеватые косички баранками, как баранки, которые нам в школе на завтраки дают. И милое такое пучеглазие у девочки, пучеглазое лицо вокруг носа. Вот они, глаза круглые. Какой же цвет у них?..
«Нихт герн алляйне» — они взяли телефон. Конечно! Мы сидим рядом, мы берем телефон, они мешали смотреть фильм усталым женщинам вокруг.
— Борька, сейчас, сейчас он им: «Мэрри Уилсон»!
Сейчас… И Джордж говорит, будто каши во рту полно. А мы радуемся своей эрудиции — мы же все это знаем, мы пятый раз его смотрим, уже нашего Джорджа. Еще пока на всю Москву, может, только пять картин и показывают. Как им весело — я гляжу на них… и девчонка с глазами и талией.
— Димка! От мамы записка лежит. В магазин пойдем?
Клочок бумаги — оторванная кромка газеты. «Боренька, сегодня последний день отоваривания карточек. Пойди в магазин наш и отоварь крупу полностью за месяц. Я не успела взять».
Солнца полно, счастья полно, радости полно — детство, и все впереди!
И вот мы с Димкой в магазине. Опять стоим в очереди. На все крупяные талоны мы взяли единственное, что можно, было взять там в тот день, сейчас, сегодня за крупу — «корнфлекс».
Ах этот «корнфлекс»! Четырнадцать громадных коробок «корнфлекса» они с трудом доставили домой. Веревок нет, и нести их трудно. Они держат их обеими руками, четырьмя руками, выглядывая из-за коробок, как из танков.
Это на целый месяц еды. Какая радость, какое счастье, какая прелесть — «корнфлекс»! Эти прозрачные корочки, то ли мучные, то ли кукурузные, то ли черт знает какие, они хрустят во рту, царапают язык, нёбо.
И гениальный Димка:
— У тебя же есть, наверное, что-нибудь добавить в него, размягчить, перемешать, а?
Полезли по всем закоулкам. И нашли оставленную мамой где-то в глубоком подполье банку сгущенного молока для какого-нибудь великого праздника, может, для моего дня рождения, может, в ожидании дня грядущей Победы. Но разве возможно что-нибудь лучше и веселее текущей сейчас минуты!
Ура!
Роскошная банка и написано «Nestle». Что это за слово? «Сезам», «Снипп-снапп-снурре»! Сгущенка! «Корнфлекс»! И все в одной миске. Радость!
— У нас же есть телефон. Звони!
Звонит Борис.
— Тамара…
Как я ее назвал? Почему?.. Конечно, ее зовут Тамара.
— Тамара, приходи, у нас праздник.
Втроем вокруг стола. Рыжий Димка, рыжее пучеглазие, рыжий Борька. И я рыжий!
Все рыжее полыхает в счастье…
Бедная мама скоро придет с работы. Вместо крупы на месяц — двенадцать полных коробок «корнфлекса» и две пустых, пустая банка драгоценной «Netsle».
Прекрасно!
Счастье!
Мама!
Я не «алляйие». «Дер меньш»! Какое «алляйне»?..