Он представлял себя с ней в операционной, когда, стоя у стола, он копается в чьем-то животе, а в головах у больного стоит Тамара и дает наркоз.
Он представлял ее рядом с собой в театре, на обходе.
Он представлял себя с ней за обеденным столом дома, в ресторане.
Он представлял себе…
Михаил Николаевич что-то говорил, но Борис не слышал — он ждал Тамару.
Он слышал ее шаги в коридоре. Он ощущал волны ее запаха, когда она проходила даже мимо закрытых дверей. Потом Михаила Николаевича сменил Александр Владимирович. Он спрашивал что-то по делу, про боли, про ощущения, про дыхание…
Борис ждал Тамару.
Потом пришел Виктор Семенович.
Борис ждал Тамару.
Наконец они все ушли, наступил обед, и Тамара стала его кормить.
Он не хотел есть, но он хотел, чтобы она его кормила. И она его кормила.
А он смотрел на ее глаза и очень хотел спросить, почему она лежит в нейрохирургическом отделении. Он думал и горевал, что не оказался на ее уровне, — он не может поставить диагноз.
Она его кормила.
Она жалела, что им обоим надо быть благоразумными.
Вечером она была, как он прежде сказал, «сидячей тенью лежачего мужчины». Теперь добавил:
— У лежачего и тень должна быть лежачей.
— Помолчи. Когда стоишь, она тоже лежит на земле.
— Значит, это я твоя тень, а не ты.
— Подожди еще.
Он так и заснул рядом со своей тенью.
Когда он проснулся утром, Тамары еще не было, и никто к нему не заходил.
Потом пришла сестра и дала ему термометр.
— Скажите, пожалуйста, сколько времени?
— Десятый час.
— Почему же так поздно вы меряете температуру?
— А тут была доктор, и она не велела будить.
— Какая доктор?
— Больная. Тамара Степановна.
— А где она?
— На операцию повезли.
— Операцию?! Какую?! Почему же не подождали? Я бы после… Я бы встал, помог бы ей.
— Лежите, доктор, лежите спокойно.
— Что у нее? На чем операция?
— Лежите, доктор. Не волнуйтесь. У нее короткая прическа — быстро отрастет.