— Завтракать — это правильно. Многие молодые люди сим разумным занятием пренебрегают, и совершенно напрасно. Но не надо забывать, что есть еще и обед, тоже крайне важная процедура, а в твоей многоуважаемой фирме, насколько я осведомлен, — тут Савелий издал короткий смешок, — повара не держат и потому питаются, чем бог пошлет.
— Издержки производства, — усмехнулся я в ответ, сразу сообразив, что гастрономическую тему Савелий завел отнюдь не для «разогрева» беседы. Обычно, когда нам предстоит серьезный разговор, в качестве обязательного приложения следуют обед, ужин, полдник или на худой конец легкая закуска — уж такие у Савелия манеры.
— Мне вчера, Игорек, привезли свежую форель из горной речки. Ты когда-нибудь ее ел? Не морскую на десять раз перемороженную тряпку, которую называют форелью, а ту, которая нежна, как лепесток розы, и тает во рту, как взбитые сливки? Я думаю, дружок, ты такую не ел, но я буду счастлив, если сегодня ты составишь мне компанию в этом наслаждении часика в два. Мое предложение никак не нарушит твои планы? — наилюбезнейше осведомился Савелий, на что получил галантный ответ:
— Сочту за честь.
Прежде чем отправиться к Савелию, я дисциплинированно приехал на работу и честно доложил начальству: вместо бутербродов в родном офисе меня ждет изысканный обед в загородном коттедже. Кирпичников отреагировал в полном соответствии со своей обычной реакцией на фамилию Лузганова:
— Ты с этим типом допрыгаешься. В конечно счете он втянет тебя в какую-нибудь гнусную историю или нароет что-нибудь про наше агентство, а потом перепродаст втридорога.
— Думаю, он давно нарыл про нас все, что хотел, — «успокоил» я шефа, — поэтому терять нам уже нечего. Но вот в смысле перепродать… тут я сильно сомневаюсь. Вернее, — заметил я с издевкой, — тебя-то он, может, и выложил бы на прилавок, а вот меня побережет. Поэтому пока я с тобой, можешь ничего не бояться.
— Наглец! — фыркнул Кирпичников, но развивать тему моего недостойного поведения с начальством не стал, предпочтя этому тему корысти. — Уж коли ты Лузганову понадобился, так используй ваш обед не только для собственного желудка, но и для наших мозгов. Этот пройдоха наверняка мимо выборов не прошел — тут деньги крутятся немалые, и он свой кусок явно откусит. Так что пусть сведениями поделится. Может, и по нашему Сокольникову у него какая-никакая информация найдется.
Особых новостей утро этого дня нам не принесло. Позвонила Катя и сообщила: от отца вестей нет, никто по поводу Валерия Аркадьевича не обращался и выкупа не требовал. Нас это нисколько не удивило — в версию выкупа мы с самого начала верили плохо. Славик Цветков продолжал корпеть за своим компьютером, дав обещание, что во второй половине дня выдаст первые результаты. Честно признаться, мы втайне надеялись на звонок Никиты Петровича Шелеста или Виталия Бреусова, но эти надежды оказались тщетными…
Лузганов ждал меня на втором этаже своего коттеджа в комнате, чье назначение я никогда не мог точно определить, — то ли кабинет с барскими удобствами, то ли гостиная с деловым антуражем. На резном деревянном столике меж двух массивных мягких кресел меня уже ждал традиционный набор: апельсиновый сок и кофейник с горячим кофе — непременное сопровождение серьезного разговора и преамбула изысканного обеда.
— А скажи-ка мне, дружок, — начал Савелий, вальяжно развалившись в кресле, — как отреагирует твой шеф, если я захочу стать клиентом вашей достопочтимой фирмы?
— Разом густо, разом пусто, — прокомментировал я вслух первое пришедшее на ум. А именно: еще несколько дней назад мы сидели без работы, а теперь у нас два готовых клиента в лице сестер Малышкиных и Кати Сокольниковой да к тому же еще один потенциальный — Лузганов.
— Что, работенки много? — быстро уловил самый информированный человек в городе.
— От безделья не маемся, — признался я и тут же добавил, вспомнив, что сам я, когда обращаюсь с просьбами к Савелию, никогда не интересуюсь его занятостью: — Но вас это не должно беспокоить.
— Да меня, признаться, другое беспокоит, — усмехнулся Савелий. — Захочет ли Геннадий Валентинович моими проблемами заниматься. Только не говори, — упредил он мои возможные возражения, — что твой шеф будет просто счастлив. Я-то уж знаю, — он снова усмехнулся, — Геннадий Валентинович ко мне сильно подозрительно настроен.
Конечно, я мог бы из вежливости попытаться его опровергнуть, но осведомленность Лузганова как всегда была безукоризненной, и потому я не стал кривить душой.
— Есть такое. Но вы же знаете, Кирпичников человек разумный, он со своим настроем умеет справляться. А уж что касается меня… На меня вы можете рассчитывать. Если, разумеется, ваше дело не выходит за рамки наших правил.