Начальственную нахлобучку я получила вечером, но еще утром могла бы догадаться, что какой-нибудь сюрприз мне обязательно свалится.
Это вчера, когда Погребецкий уехал лопать форель к Лузганову, мне выпали полдня спокойствия. Хотя такое спокойствие для меня совсем не в кайф: работа висела над головой, и при этом ничего ровным счетом не происходило. Даже Малышкины не объявлялись. Единственным разнообразием стало знакомство с отчетом Славика Цветкова о ситуации с выборами. Но Славик мог и не напрягаться. Часам к шести приехал сытый Погребецкий и выдал нам всю информацию, которую добыл у своего Лузганова. Информация эта была гораздо конкретнее, чем у Славика, но нам она дала пока только общее прояснение в мозгах на предмет, что есть выборы и какие проблемы они могут принести человечеству.
Зато сегодня с самого утра началось! Полвосьмого позвонила моя заполошная тетка Зинаида и устроила настоящий прессинг. По какому поводу она в очередной раз перевозбудилась, я поняла примерно на десятой минуте ее возмущенного монолога. Причем мои попытки встрять между ее словами имели только один результат — Зинаида напрочь не хотела меня слышать и при этом еще пуще распалялась. В конце концов я все-таки уразумела, что какие-то люди постоянно звонят ей на работу, говорят всякие гадости, и Зинаида хочет, чтобы я посоветовала, как ей поступить.
— Плюнь и не обращай внимания, — сказала я. — Тратить силы на телефонных хулиганов себе дороже.
— Мне никогда раньше не было таких звонков! — отчего-то с великой гордостью сообщила Зинаида. — Но теперь все знают, что я активно сотрудничаю со штабом Валентина Егоровича Саватеева! И все эти телефонные пакости наверняка дело пакостных конкурентов!
— Тем более плюнь.
— Ну уж нет! — взвилась неуемная тетка. — Я это просто так не оставлю! А ты юрист, ты должна знать, как мне поступить! И нечего меня уговаривать, чтобы я не обращала внимания!
Больно мне надо было ее уговаривать. Если Зинаида упрется, то хоть горло сорви, она все равно не услышит.
— Тогда обратись в полицию, — дала я единственно возможный, но совершенно бессмысленный совет, который неожиданно вызвал у Зинаиды бурное злорадство вперемешку с не менее бурной радостью.
— Правильно! Уж я обращусь! Уж они у меня узнают! Молодец, Варька, не зря мы тебя в юридическом выучили!
Можно подумать, она меня за ручку на учебу водила, а теперь я ей в знак благодарности неимоверно дельную мысль подсказала. Зинаида у нас, честное слово, совершенно ненормальная баба.
Что она такая, я давно знаю. А что ей под стать сестрицы Малышкины, я знаю пусть не очень давно, но тоже очень хорошо. Если Зинаида вопила минут двадцать в телефонную трубку, то Ирка с Маринкой вопили, как говорится, живьем. Их голоса мы с Погребецким услышали, выходя из кабинета Кирпичникова, по поводу чего секретарша Людочка хихикнула:
— Там, у входа, ваши подружки штурмом охрану берут.
Малышкины действительно толкались около входной двери, громко возмущаясь поведением охранника Бори, который грудью закрывал проход в коридор. Грудь у охранника была хоть и сильно не хилая, но супротив сестриц-гренадерш весом по сто кило каждая все равно ненадежная. Боря, похоже, это обидное для себя неравенство оценил, а потому пытался справиться с близнецами исключительно методом словесной борьбы. С трудом сдерживая раздражение, он втолковывал сестрицам, что нас на месте нет, мы на совещании у Геннадия Валентиновича, но скоро появимся, поэтому придется подождать.
— Ну и работнички! — возмущались Малышкины хором, явно имея в виду всех нас, включая охранника. Они изготовились произнести очередную гневную тираду, но тут увидели нас, выходящих из приемной, и продолжили без передыха: — Ну наконец-то!
— На чей конец? — поинтересовалась я.
Охранник вмиг расслабился и радостно гоготнул: