Лямский улыбнулся, а Гена хмыкнул, причем весьма добродушно, после чего произнес:
— Я, Леонид Леонтьевич, Сокольникова знать не знаю и в характере его пока не разобрался. Я пока только в одном уверен: не было бы выборов, Сокольников бы не исчез. Но я хочу понять: почему именно он? По идее, и мэр Звягин, и ваш Саватеев, и Шелест — фигуры в общем и целом равнозначные. Но пропадает руководитель штаба Шелеста. Да, я могу начать выяснять, не было ли это выгодно каким-то пятиразрядным кандидатам Иванову или Петрову. Но для Иванова или Петрова вы, да и все прочие руководители штабов, — одинаковая или примерно одинаковая опасность. С чего вдруг Сокольников крайним оказался? Нет, настоящая борьба только между тремя развертывается, и Сокольников — человек из команды этой тройки. А теперь смотрите. Прокопов, по идее, мог бы с одинаковым успехом добраться и до Сокольникова, и до вас. Вам же Прокопова не взять, потому как он вице-мэр, и с этим большие сложности. А Сокольников вам ровня.
— Так вы считаете, только мы могли его из игры вышибить? — резко прервал Гену сидевший до этого молчком Гудилин.
— Не горячитесь, Виктор Васильевич! — строго осадил его Лямский, после чего вновь устремил внимательный взор на Гену. — Продолжайте, пожалуйста, Геннадий Валентинович.
— Я ничего не считаю. Я только предполагаю. Но при этом убежден: вы не дураки и вполне могли вычислить, что подозревать в первую очередь будут вас, то есть представителей штаба Саватеева. Зачем вам так рисковать, я пока не понимаю. Но еще больше не понимаю: какая такая есть в Сокольникове особенность, отчего его непременно надо было убрать?
Лямский в очередной раз улыбнулся, и в глазах его появилась эдакая поволока задумчивости.
— Видите ли, уважаемый Геннадий Валентинович, насколько я понял, вы придерживаетесь одной версии: похищение Сокольникова связано с предвыборной борьбой. Эту версию весьма логично подтверждает исчезновение журналиста Желтухина. Однако я бы позволил себе предложить иную версию. Если это, конечно, вас интересует?
— Вы мне второй раз задаете вопрос, на который заранее знаете ответ, — напомнил Гена.
Лямский слегка поерзал, но вовсе не оттого, что почувствовал себя неловко — просто принял, вероятно, наиболее удобную позу, откинувшись на спинку кресла и скрестив руки на груди. У меня создалось впечатление, словно он намерился рассказать нам всю свою жизнь по месяцам.
— Итак, — начал он не спеша, — у меня есть своя версия. Исчезновение журналиста связано с исчезновением Сокольникова всего лишь косвенно, а отнюдь не напрямую. Кто-то прознал про историю с Желтухиным и воспользовался ею для того, чтобы вывести вас, да и других, на ложный след. Сделать так, чтобы все подумали, будто похищение Валеры связано с предвыборной борьбой, а отнюдь не с другими причинами. Ну представьте: некто давно хотел свести с Валерой счеты — какие конкретно, гадать не стану, по крайней мере надеюсь, Валера жив и здоров. И вот этот некто вдруг узнает о пропаже журналиста — в конце концов, это ведь не государственная тайна. Наступает очень подходящий момент. Сокольникова похищают, и все уверены, что это сделали политические противники. Сначала они нейтрализуют журналиста, затем руководителя штаба, и все считают эту цепочку наиболее логичной. А на самом деле это всего лишь обходной маневр, случайное, но весьма удобное стечение обстоятельств.
— Допустим, — согласился Гена. — История с Желтухиным и история с Сокольниковым — две разные линии. Но если у человека крадут кошелек — это понятно. Однако если крадут самого человека, то причин может быть миллион. У вас есть свое предположение?
— Разумеется. И вот почему. У Валеры всегда было великолепное чутье на ситуации — это, безусловно, достоинство. Но одновременно у него есть весьма большой недостаток. Для Валеры нет ничего слаще власти как таковой и, соответственно, возможности повелевать людьми. Но он не способен посмотреть на два шага вперед, когда речь идет о взаимоотношениях с этими людьми. Если он считает, что в данный момент какой-то конкретный человек ему нужен, он будет кругами вокруг ходить, пылинки сдувать и осыпать любезностями. Но если опять же в данный момент Валера не видит в этом человеке никакой для себя нужды, он может спокойно пройти по его голове и просто смести со своей дороги, как ненужный мусор. Причем очень часто Валера совершенно не способен задуматься над простой, казалось бы, истиной: все в жизни переменчиво, и бесполезный сегодня человек способен завтра оказаться очень даже полезным. Вы улавливаете мою мысль?